Сибирские огни, 1986, № 2
Филиппов поправил жесткие, отливавшие серебром от света люст ры волосы, вдруг склонился к нему, схватил за рукав, почти крикнул: — А зачем нам его окончание? Я побеседовал со следователем облУВД товарищем Дубком Борисом Ивановичем и спросил его: факты, полностью подтвержденные, есть? Он ответил, 'что да, есть. Тогда я начал спрашивать, какие, потому что примерно-то слышал, и пошел к секретарю нашего парткома, Федору Федоровичу Никулину, и поставил перед ним вопрос об освобождении Горушкина Степана Дормидонтовича от обязанностей председателя колхоза. Я ему ска зал, что следствие может идти еще и полгода, потому что чем больше, наворовано, чем больше в это втянуто людей, тем дольше идет след ствие. А он уж ни одного дня быть председателем не может! Филиппов поднялся, видимо, стоя ему говорить было легче, про должил рассказ: — Федор Федорович сказал мне, что Горушкин член партии. Я сказал, что и из партии надо немедленно исключить. Потому что из того, что он натворил и что уже железно установлено, одного только эпизода достаточно с избытком, чтобы гнать его из партии. Он тогда мне возразил, что тот член районного комитета партии и без санкции райкома дело его разбирать нельзя. А я спросил: а где это записано? Я сказал: ты мне найди статью в Уставе партии, где было бы написа но, что вор может оставаться в партии, если он член райкома. Он ска зал, что такой статьи нет, но что вроде такая традиция. Потом он по обещал подумать. А я ему сказал, что вор не может ни одного дня возглавлять колхоз и что он не имеет права хоть бы один день быть в партии... Федор Федорович утром,пришел и сказал: «Я согласен!» Филиппов ходил и ходил вдоль стола, будто не рассказывал, а держал перед кем-то речь, речь, в которой ему и самому не все еще было достаточно ясно. ................. , — А от райкома кто-нибудь будет? — А зачем, Иван? Сами разберемся. Перед партией мы, что ми нистр, что председатель, что тракторист, мы все рядовые. Ты понял? Нет, ты скажи, ты понял? — Филиппов стоял над ним и тыкал в грудь культяпкой руки, на которой только и оставалось два пальца: боль шой и указательный. — Как я понял, Иван, кончается время дутых фонарей! ] — Ты /б все-таки успокоился, Николай Герасимович! Присядь. А то мне голову больно кверху задирать, остеохондроз у меня. — Извини, Иван Иванович, но только накипело вот тут! — и Фи липпов показал на грудь. — Я ж в партии с тридцать шестого года! И каково мне было видеть такое? — Филиппов снова начал заводиться повышать голос. — Я ж всегда сравнивал, как было тогда, до войны’ еще, в войну и после нее и как стало. Он все-таки вскочил, снова уперся пальцем культи в грудь: — А мне толковали, что нельзя всех одинаково, что генералы всегда были и будут! И рядовые всегда были и будут! А я им кричал- неправда! В партии всегда и все рядовые, даже секретарь ЦК даже министры-коммунисты! А они мне доказывали, что я отстал от жизни... Все это так, Николай Герасимович! Только ты сядь И ответь на один мои вопрос. — Во натура! Заново завелся! Никаких регуляторов! Вот скоро собрание, а мне хоть речь не бери. Или в сторону меня занесет или не брать слова?Ы У* ИЗВИНИ’ ~ СбаВИЛ Г°Л°С’ спросиЛ: ~ А может’, мне Брать, обязательно брать! И речь у тебя получится И в сто рону тебя не занесет, Николай Герасимович. Тебя потому заносило раньше в сторону, что пару слишком много накапливалось А ты во сейчас передо мной часть пара выпустил, но у тебя его еще много — Это ты верно, Иван! — А выступать тебе надо обязательно. Только у меня вот какой есть вопрос: а сам-то ты готов понести взыскание? 66
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2