Сибирские огни, 1986, № 2

— Ты что, решил мне не дать выйти на пенсию? Машина, сначал’а медленно, затем все сильнее и быстрее помча­ лась в сторону Барсуково... Зачем им вдруг понадобилось, чтобы приехал при всех своих ре­ галиях? Или заново Стрельцов решил повыламываться над его прось­ бами и приказами о том, чтобы на совещания ходили без орденов и медалей, а вот на работу, особенно при большом каком- зачине, непре­ менно с ними? Так ведь Михал Захарыч просил. И за ним Митька Ба­ лашов просвечивает... А впрочем, что гадать? Просили, стало быть, на­ до. Надо уважить... Значит, Бориска был у матери, а ему вот даже и не позвонил. Поворчать или поругаться даже? Как так, быть рядом, в одном райо­ не, и не позвонить отцу: старый ты там черт или дьявол, как ты там, живой еще? Коптишь небо или уже дыма не осталось? Так нет же! Стал какой-то скрытный. По работе начнешь интересоваться, отвеча­ ет не хуже Славки Малышева: нормально. Или от большой секретно­ сти eho работы или оттого, что уже стал взрослым и крепко стоит на своих ногах? Ох уж эти молодые! Как же им хочется стоять на своих ногах, чувствовать себя умными и самостоятельными и смотреть на та­ ких вот стариков, как он, сверху вниз! Вспомнилось комсомольское соб­ рание прошлой осенью. Выступал где-то в конце прений, а речь шла о закреплении наставников, которых не все из комсомолят желали признавать,и спросил: . — Скажите мне, только чистосердечно и откровенно: как вы по­ лагаете, кто из вас умнее, вы или ваши родители? Раздалось почти единодушное «Мы!» и общий хохот с аплоди­ сментами... I А чем его Бориска лучше? Тоже уже полагает себя этаким хит­ рейшим и мудрейшим комиссаром Мегрэ. И все-таки, б_удь ты хоть самим комиссаром Мегрэ, позвонить отцу, справиться о здоровье обязан... Уже поползли ранние вечерние сумерки. Славка включил ближ­ ний свет, в его разливах мчались навстречу длинные .темные впадины и острые поперечные бугры: дорога походила на ребристый валёк, которым ма'рьяповские женщины еще и после войны гладили белье.. Но это была только иллюзия, дорога все-таки оставалась ровной, на­ катанной, машина чуть подрагивала на неровностях. Не станешь ты ворчать на сына, Иван! Нет, не станешь! Сколь­ ко раз вот так же,^ приближаясь к городу, издерганный молчанием Бо- риски, бессонницей Олюшки, терявшейся в догадках — уж не лежит ли их единственный после какого-нибудь столкновения с преступника­ ми в больнице? — готовился с порога, даже не поздоровавшись, на­ кинуться на него с бранью. Распахивал дверь, открывад рот для скан­ дала, но видел янтарные, точно, как у матери, молодые глаза со сча­ стливыми искорками, взъерошенные лохмы, всю узкоплечую долгр- вязую фигуру и теплел сердцем... Счастье видения родного чада враз отметало прочь всю злость и недовольство. Да уже и сомневался: а были ли они, да и можно ли вообще сердиться на этого, в сущности, еще мальчишку, малость ветреного, малость рассеянного, а больше измотанного работой? Олюшка перед поездками обычно давала на­ каз поворчать на сына, повнушать ему, что молчанка обижает роди­ телей, что он у них единственная надежда сейчас и опора в будущем. Но когда возвращался, требовала его чистосердечного признания, а не позволил ли он себе устраивать ругань, не ворчал ли на молодых, не позорил ли Бориску перед Светкой, а самого себя перед обоими? Нет, не станешь ты ворчать на сына! Не станешь! Не- хватит ни духу, ни пороху! Да и как ворчать, как же быть недовольным если в нем, в его облике и портрете, все твое с Олюшкой! Ее глаза и цвет волос, твоя -неуклюжая долговязость, твоя же нелюбовь к мелочам бы­ та, равнодушие к тряпкам и разным благам. И если уж быть до кон­ ца правым, то и молчаливость и эгоизм по отношению к вам с Олюш- 60