Сибирские огни, 1986, № 2

...Жить всю жизнь рядом и каждый день узнавать в том человеке, с которым живешь, что-то новое и непременно хорошее — может, это и есть любовь? Не та, мгновенная, без терзания и сомнений, которая подобно молнии вспыхивает в молодости и какой была наша любовь с Владимиром Коноплевым, а постоянная. Такой, наверное, и стала моя любовь к Ивану Дубку, этому неотесанному мужику... ...Он не просил меня о любви, не объяснялся, не вздыхал, не делал подарков. Только мимолетные взгляды, которые так хорошо умеем читать мы, женщины. Я сама сказала ему, что приглашаю его в ЗАГС, потому что мне надоела моя фамилия и я желаю стать Ольёой Николаев­ ной Дубок. Только после ЗАГСа, только после маленькой вечеринки по случаю нашего бракосочетания, он пришел ко мне... ...Странная какая-то моя любовь к Дубку. Когда он рядом, я раздра­ жена, не могу иной раз смотреть на его простоватое некрасивое лицо', но когда он уезжает, если даже и ненадолго, а только на свои поля, я начи­ наю тосковать. Или я совсем запуталась? В пятьдесят-то почти лет и о любви? (Из дневника О. Н. Дубок за разные дни 1970—1980 годов). В вестибюле больницы позвонил в терапевтическое отделение, попросил дежурную сестру сообщить больной из двенадцатой палаты Дубок Ольге Николаевне, что к ней приехал муж, и стал ждать. Ни разу еше не приезжал к Олюшке таким вот встревоженным, с таким коробом нелегких новостей. Не случилось бы для нее такого же страш­ ного дня, какой был в октябре шестьдесят шестого, когда пришла те­ леграмма о гибели Николаши. Как только Олюшка выстояла, как выдержала, как не помеша­ лась рассудком? Более страшного дня, чем тот, не помнит, хотя видеть приходилось всякое. И сразу же после получения телеграммы, и в по­ следующие дни, когда ездили в город получать печальный гр у з_гроб с телом покойного Николаши, а потом, когда Николашу хорони­ ли на марьяновском кладбище, на Оленьку невозможно было смотреть- враз постаревшая не меньше, как на десяток лет, тенью ходила она по комнатам, отыскивала вещи Николаши и подолгу рассматривала их с утра уходила на кладбище и полные дни просиживала там. Ему при­ шлось тогда взять отпуск и проводить все время рядом с женой... Потом, как-то исподволь, постепенно Олюшка успокоилась хотя где-то с год улыбка так и не навещала ее лица. Да и другое в ее ха рактере переменилось. Но все же Олюшка воскресла. А ^от с ним са- “ “ было много хуже; СтаРался ничем не выказать своего горя ста- рался сохранять спокойствие, чтобы не давать повода Олюшке к новым расстройствам, сам почти ежедневно приходил на кладбище усажи- лся неподалеку от маленького мраморного памятника и просиживал На плечо легла рука. Поднял голову... Олюшка похѵлрпшя « п ™ ротеньком казенном халатике. У а’ похУдевшая>в ко- — Что-то не нравишься ты мне сегодня, Дубок! — .Чем же я так плох, моя Олюшка? д е т ь !« “ ™ ЭТГ о 8Г “ К0Й Г°' ПаЛЬІ° "= “а- — Сейчас полушубков нету, моя хорошая — Что же это тогда на тебе? — Дубленка... — Галстук поприличней не мог подобрать, сорочку брттѵю Да вот как-то закрутился, все дела да дела. У У НІИЛапѵа,,НаВерНОе’ и умеРеть спокойно тебе не дадут? — Не дадут, моя хорошая, не дадут! Дадутъ — Идем-ка отсюда! — И Олюшкя тяѵпд „„„ вым плечиком вперед, С гордо поднятой г п м п ПЗН а К 0М0И походкой> ара- ражением на лице пошла вперед!! не?о мимо Ѵ высодомеРным вы- явно стыдилась перед другими больиым„'женщинами,УРГкотСорСыми'