Сибирские огни, 1986, № 2
удовлетворенности нет-нет да навешало его, хотя, чем старше становил ся, тем реже и отдаленнее. И может быть, все бы окончательно пришло в норму, если бы вдруг в прошлом году Коноплева не привезли в Марья новну. Их первая встреча с Владимиром Коноплевым после его появле ния в Марьяновне оказалась непереносимо тягостной. Побывать в до мике, где жил Коноплев с медиками, его упросила Олюшка, а за ее просьбами стоял очередной эксперимент Гершуни. Коноплева он застал за столом, в беспорядке заваленным бумагами, топографическими кар тами, на одной из которых он что-то вымерял циркулем. Вспомнилось наставление Гершуни: — Очень бы хотелось, Иван Иванович, чтобы вы ему подыгрывали. Это вам будет нетрудно, поскольку вы воевали вместе. Возможно, он вас даже узнает. Ну, а потом постепенно, исподволь, переведите разговор на дни сегодняшние. Коноплев бросил строгий взгляд, спросил каким-то железным, со вершенно не похожим на прежний, голосом: — Кто такой? Почему не докладываешь? — Командир взвода разведки лейтенант Дубок! — А-а, командир разведки! Вот ты-то мне и нужен, Еніе позавче ра я приказал добыть языка с Поклонного хутора. Почему не исполне но? — Виноват, товарищ капитан! — Не капитан, а уже майор! — Виноват, товарищ майор! Но у Поклонного хутора противник не обнаружен. — Ага! Не обнаружен! — вдруг обрадовался Коноплев. — А я что говорил? Но разве этим твердолобым из штаба дивизии докажешь? А ну подойди к карте, лейтенант! Карта была уже старой, затертой, с рваными краями, названия на селенных пунктов и географические определения еле различались — хозяин карты, надо полагать, многократно писал и стирал написанное. Он не мог глядеть в глаза Коноплеву, глаза, заплеснутые безумием. В них стояли только зрачки: напряженные, холодные. Коноплев оглядел его критически: — Лейтенант! Что за вид? Ладно, не оправдывайся. Понимаю, все понимаю! Но зато уже после операции смотри у меня! Чтобы был шик и блеск! Пуговицьц подворотничок! — Слушаюсь, товарищ майор! Коноплев начал излагать новое задание, то и дело путаясь, сбива ясь, перескакивая с одного на другое, улыбался при этом, потому что казался сам себе в это время совершенно другим, каким виделся со стороны. Коноплев говорил, а он стоял и чувствовал себя точно бы на иголках, потому что очень было некогда. Он заскочил сюда, чтобы удовлетворить собственное любопытство, а главное, чтобы исполнить просьбу Олюшки... Не особенно размышляя, вдруг забыв все наставле ния врачей и Олюшки, внезапно выпалил: — А может, плюнем на все это, майор? Поедем со мной на поля! Там сейчас красотища! — Ты что, взводный? — в глазах Коноплева, обрамленных густыми, какими-то женскими, ресницами, появился страх. — Какие поля? — Комбайны там работают. Солнце светит! Благодать! Поехали? Машина вон под окнами... Глаза Коноплева расширились, потемнели, казалось, что вместо глаз одни только темные, мертвые в своей неподвижности зрачки. Он явно сбился с хода мыслей горячечной фантазии и никак не мог к ним вернуться. Решил помочь: — Разрешите выполнять, товарищ майор? — Выполняйте, взводный! И чтобы завтра не позже одиннадцати ноль-ноль доложил о результатах! Можешь идти... Хотя — постой! Слушай, взводный, ты не знаешь, куда делся мой комендант штаоа? 17 '
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2