Сибирские огни, 1986, № 2
лечении, сначала в госпиталях, потом в клиниках, и в конце концов им занялся научно-исследовательский институт, он знал. Знал также, что дела Коноплева плохи, что он совершенно лишился памяти, что совер шенно не воспринимает окружающую действительность. Перед приездом молодого доктора с бородкой Олюшка вдруг за вела ночной разговор: — Дубок, ты помнишь, с каким условием я вышла за тебя замуж? — А к чему это вдруг, моя Олюшка? Прожили всю жизнь... т- И все-таки? — Помню не помню, какая разница? — Тогда напомню я. Ты обещал не возражать, если я буду держать тебя в курсе, Где находится Володя Коноплев и что с ним. Помнишь? ' — Что-то такое было. Ну и что? — А то, что все эти годы я вела переписку с теми людьми, которые его лечат. — Ну и переписывайся на здоровье, я-то здесь при чем? Хотя и не понимаю, к чему все это? И давай-ка мы спать, завтра очень тяжелый день. Олюшка промолчала, а когда его уже начал заволакивать сон, сказа ла: — Ты не задумывался, Дубок, почему некоторые люди так оправ дывают сйои фамилии? Дуб ты, Дубок, дуб, и больше ничего! Послышались всхлипывания, и ни о каком сне не могло быть и ре чи этой ночью. Был наслышан о судьбе Коноплева, но все-таки появление Гершуни было громом среди ясного неба. Содействие заключалось в том, чтобы подыскать помещение для проживания Коноплева и медперсонала, же лательно, изолированное, в помощи некоторыми продуктами питания, транспортом и связью. Все просьбы были удовлетворены, и вскоре Ко ноплева привезли. Коноплева привезли, а их дом опустел. Бориска давно уже не жил с ними, а Николаща, сын Владимира Коноплева, погиб в шестьдесят шестом году. Олюшка полные дни проводила возле больного, помога ла медикам. Приходила возбужденная, задумчивая, иногда принима лась рассказывать. Оказывается, благодаря новым методам лечения, разработанным в институте, дела Коноплева в общем-то пошли лучше. Вместо тупого равнодушия и полнейшего неузнавания людей у него вдруг прорезалась военная его специальность — начальника штаба пол ка. Он попросил топографические карты и с головой ушел в эту игру: разрабатывал операции, собирал донесения, руководил разведчиками и делал многое другое, что положено по должности делать начальнику штаба. Олюшке смотреть на это было больно, но Сергей Давыдович Гершуни успокаивал ее, говорил, что это уже шаг вперед, движение к полному восстановлению психики и памяти. Ожидалось, что вот-вот должен был сработать фактор родины, реанимация детских впечатлений. Но время шло, а фактор родины что-то не срабатывал. А у него снова обострилось какое-то чувство вины, вины за то, что он будто бы воспользовался обстоятельствами, трагедией Коноплева, чтобы стать мужем той, которая принадлежала другому. Тогда еще была жива матушка, и была она очень недовольна, хо тя никакого вида и не показывала. Только однажды сказала: — Чужая жена, Ваня, — петля на всю жизнь. Дай-то вам бог, что бы все было хорошо, но мне все же такое огорчительно. — Я же обещал, маманя! Вовке Коноплеву обещал... — Но ты же не обещал ему жениться на ней?. Возразить было нечего. Матушка немного успокоилась, когда они зарегистрировались и Олюшка взяла фамилию Дубок, а после того, как у них народился сов местный ребенок — Бориска, успокоилась совершенно... Давно уже умерла матушка, у них вырос и уехал в областной го род Бориска, они уже начали стариться, а чувство какой-то винЬі и не- 16
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2