Сибирские огни, 1986, № 2
после смерти Василия наследовать ему должен не его сын, а следующий по стар шинству брат его, сын Дмитрия (в данном случае Юрий, если он будет к тому време ни жив). В толковании этого места из за вещания историки разошлись. С. М. Со ловьев, основываясь на том, что подобный характер наследования — не сыном, а бра том,— был в то время обычным на Руси, предположил, что в виду имеется воз можная бездетность Василия. Однако нам кажется более убедительной точка зрения Л. В. Черепнина, согласно которой Дмит рий Донской не желал оставить престол внуку, поскольку тот по матери будет до водиться и внуком Витовту, а это может угрожать расчленением РуСи '. Однако и это вовсе не означает, что Дмитрий был против брака с литовской княжной. Сказанное имеет отнюдь не академиче ский интерес. От оценки этих событий впрямую зависит весь ход повествования. Не согласуясь, на наш взгляд, с истори ческою реальностью, Б. .Дедюхин полагает, что бегство из Орды, долгое и сложное пу тешествие и, наконец, обручение с Софьей, то есть целый ряд ответственных шагов большого политического значения, Васи лий предпринял не только на'свой страх и риск, но и вопреки воле отца. Все это чрезвычайно малоправдоподобно, но имеет то неоспоримое «преимущество», что поз воляет автору обострить сюжет, сделать его «завлекательнее», за счет псевдоистори ческой авантюры. В летописях сказано, что Василий бежал «с верными своими доброхоты». Один из них известен — это Данила Феофанович Бяконтов, который, по свидетельству источ ника, «был у- великого князя Дмитреа Ивановича и у великого, князя у Василиа, был в боярех у Дмитриевича, а был с ним в Орде и многу истому приял в чужих землях, служа князю Василию Дмитриеви чу». Другим спутником княжича Б. Дедю хин, исходя исключительно из собственных соображений, называет Боброка, известно го политического и военного деятеля, героя Куликовской битвы. Автор подробно опи сывает, как с лишениями и трудностями беглецы пробираются по полному опасно стей Дикому полю. Вот степь уже позади, но вдруг происходит неожиданное. Насту пает полное солнечное затмение, сопро вождаемое страшной бурей с громом и мол нией. Б. Дедюхин указывает точную дату этого события — «на успенье пресвятой богородицы, двадцать третьего сентября, в один час дня». Здесь все от начала до кон ца — путаница. Во-первых, по церковному к'алендарю успение приходится на 15 (28) августа. То же самое относится и к XIV веку. В Никоновской, летописи читаем: «...месяца августа в 15 день, на успение пречистыя богородицы, князь Василий Дмитриевич сяде на великом княжении Володимерском...» Во-вторых, затмение, случившееся 23 сентября в час дня, соглас но источникам, произошло в 1385 году, то есть за год до бегства Василия из Орды. Справедливости ради отметим, что в раз ных летописях дата побега указывается по-разному — либо 1385, либо 1386 годы. 1 Л. В. Черепнин. Русские феодальные архивы XIV—XV веков. М .-Л ., изд-во АН СССР. 1948. ч. 1, с. 59—60. 170 Но даже и в первом случае мы имеем дело с анахронизмом, ибо заменив случилось 23 сентября, а Василий «побеже из Орды» 26 ноября. Кто-то, быть может, решит, что критики мелочатся. На это хотелось бы заметить: конечно, дело не в том, что, соблазнившись эффектной сценой, писатель передвинул затмение на год назад. Дело в другом: от того, кто не тщателен в ма лом, естественно ожидать и более значи тельных неточностей и ошибок. И ожидания, увы, не обманывают. Во время затмения на страницах романа разыгрывается драматическая сцена: рас щепленный молнией могучий тополь стано вится причиной смерти Боброка. «Боброк, низринутый с коня, лежал поодаль. Из его груди торчала белая, как кость, длинная щепа. Большие и маленькие щепки разбито го тополя валялись повсюду на земле, одной из них был убит наповал рыжий жеребенок...» Итак, если верить автору, герой Куликовской битвы погиб в час дня 23 сентября 1386 года. А что говорят до кументы? В Центральном государственном архиве древних актов хранится оригинал уже ‘цитированного нами завещания Дмит рия Донского, составленного весной 1389 года, где черным по белому написано следующее: «А писал есм сю грамоту перед своими отци, перед игуменом перед Сергием, перед игуменом перед Севастья ном; а туто были бояре наши Дмитрий Ми хайловичъ, Тимофей Васильевичь, Иван Родивоновичь...» Названный первым Дмит рий Михайлович — не кто иной, как Боброк- Волынец. Пренебрежение исследовательской лите ратурой сыграло с Б. Дедюхиным еще одну злую шутку. Описывая смерть Дмитрия Донского, он среди ближних бояр назы вает... Дмитрия Михайловича. Очевидно, Б. Дедюхин встретил это имя в каком- либо источнике, но не разобрался, что в виду имеется все тот же Боброк. Так автору, помимо воли своей, приходится за ниматься • литературным спиритизмом и взывать к тени героя, убиенного им пол сотни страниц назад. Впрочем, зачем ему понадобилось «рас правиться» с Боброком, понять нетрудно. Присутствие мудрого и опытного в поли тических делах боярина слишком бы про тиворечило авантюрному характеру по следующих событий. Невозможно себе представить, чтобы столь видный государ ственный деятель, каким был Боброк, стал попустительствовать поистине безрассуд ным (волею Б. Дедюхина) поступкам юно го княжича. В том, что автор плохо представляет себе эпоху, убеждает еще и .следующее. На многих страницах подробно рассказывается о пребывании Василия у Витовта. Чередой следуют описания охоты на кабанов, пи ров, многословных бесед на разнообразные темы. С первого взгляда, все как будто более или менее правдоподобно, но это обманчивое ощущение. Вот что порази тельно: герои Б. Дедюхина понятия не имеют о важнейших политических событиях. А ведь именно в 1385—1386 годах произо шел крутой поворот в политике Литвы. Вследствие брака великого князя литов ского Ягайло с польской королевной Ядви гой была заключена известная польско-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2