Сибирские огни, 1986, № 2

— ДОожет, и правильно это. — И вдруг сказал Николаше: — А ну- ка, богатырь, собирайся, едем на поля! Работать надо! В темных глазенках Николаши обозначилась радость, Олюшка принялась одевать мальчика, натянула на голову шапку вязаную, паль­ тишко теплое. — Что вы делаете, Олюшка! — Они тогда разговаривали еще на «вы». — Теплынь на дворе. — Он у меня слабенький. Ни одна болезнь еще мимо не прошла. Обратился к Николаше: — Как, богатырь, нужны нам эти женские тряпки? — Не-е! — не очень уверенно ответил Николаша и просительно по­ глядел на мать. Тогда у председателя колхоза еще не было машины, но был рез­ вый конек — гнедко, запряженный в очень легкий ходок. Николаша вначале всего боялся, то и дело вздрагивал, диковато оглядывался на колки, мимо которых проезжали. — Конем желаешь править? — спросил мальчика. — Очень! Вечером, уже в темноте, /вернулись домой, оба усталые, но доволь­ ные. Олюшка выбежала их встречать, где-то домов за пять — вся из­ волновалась. На другой день Николаша проснулся раньше всех — солнце еще только первые лучи показало, — сам умылся, оделся, сидел у окна, терпеливо ждал. И был новый полный день поездок по полям, с катаньем на тракторе и комбайне, с обедом прямо на жнивье под открытьщ небом на разостланной полотнине. А вечером Николаша сидел между ними, захлебываясь от восторга и перескакивая с одного на другое, расска­ зывал матери о впечатлениях дня, которых у него было столько, сколь­ ко не случалось в прежней жизни и за месяц. Возвращались однажды с поля. Уставший Николаша прижался до­ верчиво к его боку, уснул. Уже перед деревней открыл глаза, спросил: — Дядя Ваня, а можно мне звать вас папой? Мой же настоящий папка погиб. — Зови, что ж. Только про такое надо бы спросить маму. А он и не стал спрашивать. Когда ужинали, Николаша снова рас­ сказывал про все, что видел и слышал за день, называл Олюшку мамой, а его, Дубка, папой. Слушали его, смущенно улыбались, боялись под­ нять один на другого глаза. После ужина, когда Олюшка ушла укладывать спать Николашу, вышел на крыльцо, присел на ступеньку, размышлял о делах минувших и предстоящих. Появилась Олюшка, присела рядом, молчала. Вдруг взяла его за руку, ощутил тепло мягких маленьких рук, дрогнул. Олюш­ ка спросила не очень громко: — А что, Дубок, могу я человека, которого мой сын зовет папой, назвать своим мужем? Захолонуло дыхание, ответил едва слышно: — Я давно об этом мечтал. Посидели еще немного. Хотел обнять Олюшку,-— она увернулась, строго сказала: — После регистрации в ЗАГСе! — У нас нету ЗАГСа, есть сельсовет. — Тогда в сельсовете. И если можно, то давай быстрее. — Давай, —точно эхо откликнулся. И хотя день был хлопотный и усталость давала себя знать, он так и не уснул до утра. Вскорости они зарегистрировались, после уборки сыграли неболь­ шую и нешумную свадебку и стали мужем и женой. Олюшка взяла его" фамилию. Так и прожили больше тридцати лет, успели состариться. И вдруг в Марьяновке появился молодой доктор с красивой бородкой. То, что Коноплев с самого сорок четвертого года все эти годы находился на из­ 15