Сибирские огни, 1986, № 2

даже идут вразрез с общеустановившимся мнением. Но я им теперь смо­ гу доказать, что теория не может считаться общепринятой, поскольку экспериментальный материал весьма и весьма ограничен... Гершуни явно оседлал своего любимого конька, сыпал терминами, даже грозил кому-то кулаком, а он удивленно наблюдал, как радовался Сергей Давыдович, с которым у них сразу же после приезда установи­ лись дружеские отношения... Боль и судьба Владимира Коноплева ста­ новится источником каких-то там доказательств, споров, статей, доктор­ ской диссертации! Захотелось заорать на Гершуни да и вообще как-то разрядиться от недавней беды, обрушившейся на него при известии о самоубийстве Коноплева, от радости, что это ошибка, что была всего лишь попытка, от того, что треугольник их, так причудливо обозначив­ шийся еше на фронте, снова будет существовать, и никакого облегче­ ния, которое могла бы принести смерть Коноплева, не произойдет, хо­ тя оно, это облегчение, могло бы случиться уже сегодня. И от того, что беды не случилось, ему при объяснении с Олюшкой, а объяснения эти непременно будут, легче не станет, спрос будет одинаков, как случилось бы в случае смерти Коноплева или теперь, когда оказалась только по­ пытка. Чем больше размышлял, тем, чувствовал, больше запутывался... Гершуни все говорил, а голос его совершенно не воспринимался, будто в немом кино. Виделся восторг в глазах молоденькой Валюши, явно обожавшей своего шефа... — Состояние его какое сейчас? — перебил врача. — Так ведь ничего, в сущности, не было. Мы вошли, вернее Валю­ т а вошла в его комнату, а он стоит на табурете и уже держит на шее конец бельевой веревки. Она закричала, позвала меня. Сняли с него веревку, пристыдили, потом дали снотворное. Сейчас он спит... И Гершуни указал на комнату, где спал Коноплев. — Это я, наверное, виновата, — покраснела Валюта. — Я испуга­ лась. Мне Сергей Давыдович сказал, что надо вызвать скорую из Черно- ярска. Вот я и сказала с перепугу, что повесился... Вы уж извините! — А участковый почему здесь? Гершуни только пожал плечами, а Валюта сказала: — Сам пришел, говорит, его всякое чепе касается. — Ясно! Я мргу на него взглянуть? — Конечно, можете, Иван Иванович. Он спит сейчас и будет спать до завтрашнего вечера. Как раз столько времени, чтобы успеть его доставить в областной центр. У нас.там филиал. — А что, увозить его обязательно? — Ну разумеется. Теперь пусть им клиницисты занимаются, при моем участии, конечно. Я от него не отстану! Теперь до гробовой доски, его или моей, — неважно! А скорее до его выздоровления! — А разве можно его вылечить? — Дорогой, Иван Иванович! Он будет вполне нормальным челове­ ком! Это так же точно, как то, что я Сергей Давыдович Гершуни, а она вот Валентина Михайловна Кривоносова! Год, который мы провели здесь в Марьяновке, был для нас очень плодотворным. Мы достигли здесь такого эффекта, которого не было за все предыдущие годы лече­ ния! То, что он играл в войну, уже был первый шаг. Мы добились, что он вспомнил себя на войне. А раньше ведь он просто ничем не жил. Психика его спала. А потом нам удался следующий шаг: хотя и споради­ чески, но возвращать его к действительности. Теперь надо продолжать. И кроме нашей лаборатории, им станут заниматься еше две. Надо ре­ ставрировать довоенную его память и, главное, закрепить... — И когда же такое случится? Когда он станет нормальным? — Какие вы, право, нетерпеливые! Это ведь не хлеб растить! — Хлеб растить тоже нелегко! — Простите великодушно, Иван Иванович! Так вот: минимум — два года, максимум — четыре. Возможно, нам удастся добиться боль­ шего... — А может, вас отправить на моей машине? 10