Сибирские огни, 1986, № 2

шанся, зиму перекантуешься, а там классного спеца из тебя сделаем. ...Все чаще и чаще Стас ловил себя на том, что голова занята чем-то в высшей степени несуразным —подсчетами. И становилось ему смеш­ но, досадно, стыдно, страшно, удивительно —все вместе... Это походило на психический недуг, это было наркотиком —он раздраженно обрывал себя: «Псих! Дубина! Гобсек вшивый!..» Но вдруг, спустя какое-то время, вновь обнаруживал, занят тем же: в уме шла какая-то тихая, неуправляемая возня. Количество рабочих дней умножалось на ставку, месячная зарплата плюсовалась к предполагаемой следующей зарпла­ те, потом вырастала гора денег за сезон, за пять лет... К концу дня цифру, которая уже была ему обеспечена в этом месяце, он просто-напросто ненавидел —такая она была никудышная. И ненависть эта —волнами —расходилась и на себя, на собственное губошлепство, пора, пора Жизнь брать за глотку... на товарищей —тех еще умников, прощелыг, норовящих на чужом горбу в рай... на работу — тупую, скучную, грязную... на все, на все. Даже жена... впрочем, Тоня из бездушной, алчной накопительницы —после борща —превращалась вдруг в существо знакомое и прощаемое, а после картошки и киселя — становилась единственно милым, родным человеком... Может, и потому, что твердой, определенной цели у Стаса не бы­ ло —кооператив, дача, машина —может, поэтому, невольно, деньги превращались в самоцель, в деньги ради денег. И в деньги переводилась жизнь его. Самая тяжелая работа была позади. Вся кровля закрылась новым штамп-настилом, осталось плевое: прихватка настила, новый карниз, примыкания, утеплитель —два слоя пенопласта и рубероид в три слоя. Работы много. Но самое трудное позади. И это как раз и оказалось для Стаса самым трудным. Калмыков путанно, многословно, оправдывался, что не может в соответствии с прежней договоренностью наращивать ставку, Стас чув­ ствовал себя бандитом с большой дороги: неужели плевую эту работу всерьез можно считать работой, да еще платить за нее! Подход чисто любительский. О чем, посмеиваясь, и доложил ему Сашок, просвещая в очередной раз: работа есть работа —любая. И Стас вроде бы ^ согла­ шался, но дело заключалось в том, что исчез фон физической уста­ лости, спасавший прежде от всяческих крамольных мыслей. И хотя солнце не стало ласковей, хотя рабочий день не сделался короче, хотя по-прежнему был шанс сковырнуться вниз, Стасу казалось — курорт. А на курортах —сколько бы, где бы ни доводилось бывать он всегда умирал от скуки. Крыша, словно сметаной, покрывалась пенопластом, молочный цвет которого казался неестественно ярким даже на фоне белесой ряби настила. Пенопласт укладывали в два слоя, в шахматном порядке, обма­ зывая битумом (вот только когда пригодились квачи, которые Стас мастерил весной), пенопласт скрипел под ногами, пружинил, напоми­ нал весенний ледок, и когда нога проваливалась, так и казалось, в лун­ ку, в след набежит вода талая. Тут пошел сухоклей: халтура. Нижний слой пенопласта укладывался на настил без битума. Край­ ние, с торцов, листы в ряду обильно напоказ смазывались, осталь­ ные лежали белые, девственно чистые. Это был классический вариант халтуры: обнаружить невозможно. "Сухоклей гнали по-тихому, боясь не столько заводского или эрсэушного начальства, сколько бригадира. Вот он-то махом одарит штрафом. Престиж фирмы —святая святых —не уставал твердить бригадир. Все можно понять: запой, прогул, низкая производительность, боязнь высо­ ты вздорность характера, лень, жадность... Но халтуру — ни за какие коврижки —это под дых, это основа основ —качество. Мало того, что на следующий сезон не получишь работы, так еще и по городу ославят. Да и бригада, считай, разваливается: стоит дать слабину один только раз —пойдет-поедет. 115