Сибирские огни, 1986, № 2

И только теперь вот наступает звездный час: Сашок и Стас берутся за пешни, срубают прихватку с балок. Это их работа, так уж сложилось само. Пробовал каждый: молча признали — их работа, центровых. Остальные на подхвате: укладывают штамп-настил —шесть метров на полтора с десятисантимётровым профилем оцинкованный лист весом в шестьдесят килограмм, становясь на который центровые продвигаются вверх, к фонарю, и вбок, когда ряд уложен. Они на острие атаки, команда играет на них. Еще и потому, что — кроме зримого, наглядного продвижения вперед —рискуют. Стоя на штамп-настиле — ботинки в гофрах,—нагнувшись, долбишь вбок, по старому железу, каждый лист которого на трех прихватках, и до третьей, дальней, уже надо тянуться — через дыру. Начальство, застав за этой работой, ногами затопало, слюной за­ брызгало, потребовало натягивать тросы, крепиться монтажными поя­ сами, по принципу псов цепных на проволоке. Глупо было бы и доказы­ вать глупость этой идеи. Через какое-то время приловчились сбивать не каждый лист в отдельности, а пластами, по всей ширине реза. Рабо­ та облегчилась, ускорилась значительно. Радости созидательного труда не прибавив. ...Он лежал на торце, у фонаря, и то ли задремал, то ли забылся, но когда открыл глаза —увидел вдруг себя на берегу озера, виденью не удивился, ничего нового перед глазами не было: то же небо — хмурое, низкое, с редкими острыми облаками, обозначившими ветер, те же кроны старых тополей, обрезанные карнизом крыши, легко превратив­ шиеся в купы кустарника на берегу озера. Это мельчающие в перспекти­ ве гофры блескучего настила создавали поразительную иллюзию водной ряби... Покой, небо, плывущее над ним, над озером... Хорошо. Он подумал о том, что — выходной, завод молчит, еще и поэтому... Следующее, что он подумал — «красиво» —относилось уже не к озеру, а крыше, устлан­ ной листами штамп-настила, каждый из которых был не раз и не два перенянчен в руках, прежде чем превратился в плоть новой кровли, в это привидившееся озеро, свинцовую его рябь. И тут же, следом, слов­ но поджидая светлую эту минуту —пришло обычное, полновесное, все перекрывающее чувство собственной непричастности, ненужности здесь, на этой обрыдшей кровле, на лирическом этом озере, в неестественном — между небом и землей —состоянии. Трезвое понимание того, что никак, никогда не сможет он полюбить эту вот красоту —вполне достой­ ную любви самой пылкой —производную от чего-то, что и плохо хоть поддается внятному обозначению, однако содержит в себе порок —и слепому видный. В день получки, утром, на остановке, пожимая руки, вместо при­ ветствия они говорили: «Паспорт не забыл?» Кто-нибудь забывал обя­ зательно. Калмыков приезжал за ними, готовно бросали работу, которая в этот день, конечно, не клеилась, наскоро, спешно мылись, переодева­ лись, ловили такси —возбуждение было общим, отчасти натужным. У каждого появлялся как бы еще один глаз, стеклянный, обращенный вовнутрь, с прыгающими, как на табло, цифрами... У кассы вдруг выяснялось: временным сегодня давать не будут. Как так, люди объект бросили, почему не предупредили, в чем дело?.. Окошко кассы находилось прямо в бухгалтерии, и работающие там тет­ ки_одинаково огромные, заспанно-злые —начинали под видом беседы меж собой нести околесицу, из которой следовало: временные, как во­ дится, ворюги, пропивохи, дельцы, аферисты, дармовые деньги лопатой^ гребут, а деньги эти, выходило так, тетки от себя отрывают, от сторуб­ левой своей зарплаты... Отвечать на такую ерунду невозможно. Тем более, в этом сума­ сшествии, в этой ахинее, в этом наглом поклепе —на самой-самой глуби­ не— крылась-таки искорка правоты. Вот она-то, посылая слабые излучения, и заставляла теток исходить ядом, а мужиков, молча, с тря­ сущимися губами смотреть и смотреть на них, ненавидя. Ш