Сибирские огни, 1986, № 1

венские. Не проводит до порога, не поправит шарфик, не поговорит по поводу разных мелочей его внешнего вида: то не чйсто побрит, то гал­ стук не может по вкусу подобрать, то носки не те надел. В больнице Олюшка, в районной. Как-то она там сейчас? Может, под капельницами лежит? Хотя, какая капельница в начале шестого? Спит Олюшка, не иначе... Костюм наДенем старый, в котором обычно ходим на работу... Послушай, Дубок, а может, позволим себе малый намек на день се­ годняшний сделать? Так, исключительно только для себя, для внутрен­ него, так сказать, торжества? Наденем новый костюм, который Олюш­ ка окрестила парадным, сорочку белую, в которой ездишь на разные районные совещания и сессии райсовета. К ней очень хорош галстук в крапинку... Вот-вот! И ордена надень! А то как же? И ленточки о ране­ ниях! Так вот, слушай внимательно, Дубок! Ничего такого ты сегодня себе не позволишь! Топай во всем вчерашнем. Рабочем. Рядовом. В зер­ кало глянуть, конечно, не возбраняется, хотя бы для того, чтобы какой конфузности не случилось. И что же мы имеем в юбилейный сегодняшний день? Лицо красное, скуластое. Ну, скуластое, это гены виноваты. Весь корень дубковский по отцовской линий скуластым был. Красное — это послужной список, это от ветров, снега и солнца, ими продубленное и прожаренное, потому как не кабинетный он председатель, а полевой. По той же причине и морщины у него не как у других нормальных мужиков-сверстников, как у Митьки Балашова, к примеру, а белесые. И брови белесые с рыжин- кой. Волосы опять же не поймешь, какой масти: не то рыжиё, не то се­ дые, не то блондин, не то рудый, — прямо разнотравье какое-то. Носик опять же взять, не нос, а лапоть в миниатюре. Глазки — маленькие, хитренькие. Не из-за вас ли, очи мои разлюбезные, товарищи из райру­ ководства давно зачислили председателя Дубка в штат оборотистых хитрецов и через эту прорезь просматривают все прошлые, текущие и будущие факты твоей биографии? Вроде того, что Дубку пальца в рот не клади, что непременно надует, и вообще это такой тип... Продолжаем торчать перед зеркалом? И не стыдно? Ну юбилей, ну шестьдесят стукнуло. Ну прогнозы госпитального персонала начисто оп­ роверг. Слышал тогда, как перешептывались сестры перед его выпис­ кой: дотянул бы молоденький лейтенант до дому, стариков бы хоть сво­ их порадовал... А ты не только дотянул до дому, стариков, тоской исто­ мившихся, порадовал, но и до юбилея, уже второго, дожил... Но — никаких юбилеев! Вчера очень'даже мужественно поступил, что никому, ну букваль­ но никому и намека малого не сделал о своем рубежном дне... Те-те, то­ варищ Дубок, товарищ Дубок! Без лирики! Ишь глазками увлажнять­ ся начал. Конечно, при нормальных обстоятельствах, можно было бы и застолье сообразить. Олюшка непременно учинила бы большой празд­ ник. Хотя Олюшка при застолье больше чаек предпочитает, гостей они не чураются, всегда им рады. Приятно было, бы посидеть за юбилейным застольем, послушать разговоры о том, кцкой же ты хороший человек, от души наораться песен, наплясаться, а то и в вальсе покружиться. При­ ятно, конечно, если бы не экстремальное обстоятельство... Утро еще только-только обозначилось, тихое и доброе. Луна обес­ цветилась, свалилась к кромке заречного бора, слабой позолотинкой подсвечивала облачко, беспечно дремавшее над нею. Молодой снег мяг­ ко пружинил под ногами. Снег в эту благодатную зиму не успевал ста­ реть: чуть только окреплялся, схватывался морозцем и начинал поскри­ пывать под ногами, как наплывал новый снегопад, теплый, мягкий, почти безветренный. Между снегопадами зима одаривала вдруг тумана­ ми, полным безмолвием, а в иные дни даже робкими капелями. В предрассветной хмарности покорно развесили ветки ажурно рас­ писанные куржаком березы, смутно выбеливались дома, ограды, по­ стройки, на светлеющем небосводе темнели телеграфные столбы, антен­ ны, колодезные журавли, оставленные исключительно для одной только 5