Сибирские огни, 1986, № 1

— Не стоит. И ты садись, пожалуйста, Петро. Мне бы, ребятушки, очень бы хотелось, чтобы вы.обошлись без Героя Труда. Чем большего добьетесь, тем больше цены вам будет. Начнет еще кое-кто говорить, что это, мол, не они, что это, мол. Герою привилегию дали. Не так? А тут вы одни и своими руками. И без всякого прикрытия. По переглядкам, по улыбкам на лицах понял, что разрешил глав­ ное, может быть, сомнение бригады, решил, что пора и закруг­ ляться. Поднялся, вышел на середину кабинета, широко улыбнулся, спросил: — Чему я вас учил, парни, каждодневно и постоянно? Хотел продолжать, но увидел, что Иван Великий поднял руку, точ­ но школьник в классе: одну тянет, другой еще и снизу поддерживает. — Ты что, Иван? В это время потянулись руками вверх Петруха Хрипунов, Федя Ко- силов, Сашка Коноплев, Валерка Панькин. Только Степан Коржавин вертел во все стороны головой, ничего, должно быть, не понимая. — Имею желание ответить на вопрос, Иван Иванович! — сказал Иван Великий. — И они вот тоже, как я подозреваю, желают ответить, но поскольку я был первым... — Говори, тезка, говори, Иван Великий! Иван Великий оглядел победоносно повеселевшие лица товарищей, сделал серьезное лицо и заговорил баском, так похожим на его, пред­ седательский: — Ребятушки! Будьте хозяевами на своей земле. Кончил пахать, осмотри, нет ли огрехов. Увидел яму, завали, увидел камень — убери! — Иван снова оглядел улыбающиеся лица парней, вытянул руку вперед, прибавил не без пафоса:— Помните, что это ваша земля, земля ваших отцов и дедов! — Как ты догадался? — только и нашелся что спросить, потому что.собирался как раз сказать именно эти самые слова. — Так ведь эти самые слова вы говорили каждому из нас много­ кратно. Это стало у нас вроде бы молитвой. Их нам вон и Федя на пер­ вом же собрании сказал. Дрогнул голосом: — Ты садись, Иван Великий! Насчет молитвы ты это очень даже верно, очень здорово сказал! Я хотел сказать, что при новом вашем деле вам не мешало бы почаще эту молитву вспоминать и повторять про себя. Очень даже помогает. По себе знаю. Еще когда трактористом был. А трактористом я был вскоре после войны. Как-то уж так получилось, что из трактористов в наш колхоз с войны вернулись только двое, а я был третьим. Так вот, днем я председательствовал, а ночью пахал. К концу ночи, перед утром такая усталость навалится, что ни руки не под­ нять, ни ногой не двинуть... И начинаешь торопиться. А раз торопишься, то и огрехи тут как тут. И вы будете уставать, это уж беспременно. Вот и'Вспоминайте в этом разе мои слова, раз уж назвали их молитвой. Сделал несколько шагов по кабинету, увидел напряженный взгляд Железной Серафимы, глаза парней, такие разные в разное время, но'та­ кие теперь одинаковые, внимательные, сосредоточенные лица, указал рукой на Гончаренко: — Тут вот Лев Александрович говорил, чтобы сказал я вам в вашем новом деле напутственное слово. Но слов вы слышали много. И потому я задам вам вопрос и попробую на него ответить. А вопрос будет следукь щий: что сделало наш народ великим? Перевел дыхание, ободряемый внимательными глазами, продолжил: — И еще одну деталь скажу. Прошагал я по дорогам войны немало. Видел и заграницу. И очень меня удивило, что люди там живут наосо­ бицу, хуторами живут. А русский мужик никогда и нигде хуторами не жил, селился только деревнями и селами. Вот здесь и ответ на вопрос о том, в чем же суть загадочности русского мужика. Она в артельности. Всегда, во все века и времена русского мужика отличала артельность, и в радости, и в беде. Особенно — в беде. Поработать рядом, скажем, на 57