Сибирские огни, 1986, № 1

нуло, обожгло в разных местах... Потом, в медсанбате, размышлял, что можно было отбросить гранату, ткнуть ее прикладом от окопа. Кто его' знает, можно ли было? В медсанбате узнал, что пробило лопатку, отор­ вало мизинец на левой руке, два осколка засели в ноге... Ранения оказались не столь страшными, и вскорости у него появи­ лась возможность повспоминать, подумать, почему он поступил так, а не иначе, а если бы иначе, то как? Было ли то подсмертное фронтовое брат­ ство, которое уже научило их беречь и выручать товарища по окопу, по­ тому что в следующий раз, может, завтца, через неделю, а может, и че­ рез час, он точно так же побережет тебя и выручит. А может, то было дорогое на той войне чувство —чувство землячества, живая душа родной деревни и родных полей, что были они с Мишкой Самохваловым из Марьяновки, часто вспоминали родину, заречный бор, куда бегали за черникой, речку Марьяновку, детство, которое, казалось, никогда не кон­ чится и которое так хотелось подторопить, вспоминали колхоз, тетку Анну, председательницу, самолично проводившую их до Черноярска и от­ давшую им последнюю кринку топленого масла из колхозной кладовой? А если еще к тому же знаешь, что в соседнем переулке далекой, за­ снеженной Марьяновки есть избушка, хозяйка которой каждодневно, а то и по нескольку раз в день прибегает к твоей матери, а твоя бегает к ней, когда обе, еще темным утром, утопая в снегу, бредут в колхозную контору, чтобы успеть к приезду почты, раз в день доставляющей в Марьяновку письма и похоронки, бредут, шепча истово молитвы, чтобы не оказалось сегодня серой казенной бумаги, написанной чужой рукой, что твой сын пал смертью храбрых... Кто его знает, что толкнуло его, Ваньку Дубка, на верную смерть? Может, закрывая Мишку Самохвалова своим телом, думал о том, что лучше уж пусть погибнет он один, чем оба сразу. Обошлось — никто не погиб. Отвалялся в медсанбате полмесяца и снова оказался годным к строевой. И снова оказались вместе с Мишкой. Вечером, после ужина прямо в окопе, в который сыпал и сыпал снег, когда прижались друг к другу, чтобы, совместно греясь, поспать или хотя бы подремать до утра или до другой какой оказии, которых так много на войне и которые всег­ да так неожиданны, Мишка вдруг громко сказал: — Спасибо, Иван, я этого никогда не забуду! Ничего не ответил, только потеснее прижался К Мишкиному боку: надо было вс?е-таки подремать. И в чем же причина твоей неловкости, Иван Дубок? И почему тебе всегда труднее с Михал Захарычем Самохваловым, чем другим, кто не только что не воевал с Самохваловым вместе, а даже знать его не знал, кто даже не был рожден в ту пору? Мишка был вместе с ним, боготворил его и не отходил ни на шаг до той самой поры, пока не был ранен и отправлен в госпиталь, после чего дороги их фронтовые разошлись и не соединялись вплоть до встречи в Черноярске, уже после Победы. Когда Самохвалова избрали председателем райисполкома, он зазвал как-то к себе председателя колхоза «Власть труда» и заговорил, пута­ ясь и сбиваясь, что во всякое время для него, Дубка, открыта зеленая улица в его кабинет, и пусть он всегда просит все, что ему и его колхо­ зу нужно. Прервал речь Самохвалова, спросил: — Во имя чего мне такие льготы, Михал Захарыч? — Как во имя чего? Да во имя нашей вечной дружбы, в которой мы на фронте поклялись! Ответил усмешливо: — Давай, Михал Захарыч, договоримся так: дружба дружбой, а служба службой. Льгот и поблажек мне не надо. * Самохвалов тогда стушевался, но сказал тоже с усмешкой: — Нет так нет, на нет и суда нет! Но зеленая улица остается. А когда однажды после очередного заседания бюро райкома, на ко­ тором Ивану Дубку был объявлен очередной выговор, воспользовался 43