Сибирские огни, 1986, № 1

Те-те, Иван Дубок! Куда это твое сердце покатилось вдруг, повисло внизу и трепещет там, а грудь воздуха набрать никак не может. Но кре­ пись, Иван, слушай, какую именинную бомбу подложил под тебя Эду­ ард Харитонович, товарищ Стрельцов. — Ты забыл, а я отлично помню! — голос Стрельцова заново об­ рел громкость, ну прямо какую-то победную. — Заявление твое лежало у меня в сейфе. Не хотел тебе говорить об этом сегодня, в такой твой день, но ты же не барынька какая-нибудь кисейная, а могучий ветеран, партиец старой закваски. Так'что сказать тебе можно. Что? Не слышу! Тоже давно известный ход! Перед тем, как нанести удар, Стрельцов таким вот окриком точно бы заставлял выпрямиться и уж потом докан­ чивал убийственным сообщением. Оглушенный человек терялся и при­ нимал весть как должное, непоправимое и тем более не подлежащее об­ суждению. ' Но меня-то ты не вышибешь: сам же сказал, что могучий ве­ теран. А ветераны от окриков еще не падали, не всегда и под бомбами ложились и не от всякой пули пригибались. — В заявлении есть еще три слова, Эдуард Харитонович. Вы мне не всё прочитали. — Может, но главную суть я изложил. — Главная суть, Эдуард Харитонович, как раз в тех словах, которые вы замолчали. Там написано еще: в связи с невозможностью работать А в них-то вся суть. — Это дела не меняет! — Ну, раз не меняет, то продолжаю вас слушать самым вниматель­ ным образом. — Так вот мы тут предварительно советовались и решили, что те­ перь можно будет удовлетворить твою просьбу... Что? Не слышу! — Я слушаю... А в голове метеор, прямо звездопад разных мыслей: не время, нет, не время уходить на пенсию, так много разных добрых дел в самом за­ чатии, и обида на Стрельцова, и злость на себя за капризничанье тогда на бюро, за опрометчивость с этим заявлением, когда доведенный до бе­ лого каления нападками — три выговора подряд, три! — не сдержался, положил заявление на стол Стрельцову и ушел с заседания... Что-то он там еще вещает? — ...можно было удовлетворить и раньше, потому что здоровье ве­ теранов для нас превыше всего. Но мы не пошли на такое и исходили при этом исключительно из соображений гуманности... Видишь, Дубок! Оказывается, обыкновенную подлость можно под,- сластить, назвать красиво, например, гуманностью. А сердце у тебя по­ чему-то заново сорвалось с места, кинулось вверх, к горлу.., — Ты слушаешь, Иван Иванович? — Спасибо. — То-то! О пенсии тебе хлопочем, попробуем персональную про­ бить, даже республиканскую. Поулыбаться, что ли? Давай, Дубок, малость поулыбаемся, собьем малость с него гонорок. Спросил невинным голосом туповатого Ванька: — А это как же будет, если, к примеру, в деньгах? — Не делай из денег культа, Иван Иванович! — Какой уж там культ! Вы вот меня на пенсию сплавляете, а у ме­ ня, откровенно сказать, даже сберкнижки не имеется. Не догадался об­ завестись... — Не прибедняйся. Стало быть, если в деньгах, то это будет где-то сто тридцать рэ, как говорят нынешние молодые. Кроме того, ежегодная путевка в санаторий, бесплатный проезд в оба конца... — На самолете? — Зачем же? Поездом. — Это хорошо, что поездом, а то я самолетов боюсь. Вдруг авария. Жалко! — Что тебе жалко? 29