Сибирские огни, 1986, № 1

\ по прозвищу Его Макс, и матерый уго­ ловник Венька-кусочник, готовый за чет­ верть водки проломить череп любому, на кого укажет своим перстом кто-либо из богатеев. Этой своре дельцов-предпринима- телей, проходимцев и преступников, со­ стоящих между собой в негласном, но весьма тесном союзе, противостоят те, кто в трагическом Пятом году встал под зна­ мя революции. Это — подпольщики Настя, ссыльный политический Стремжицкий, вожак местных рабочих Антон Семенович, талантливый поэт, выходец из низов Иван Голиков, простой крестьянский парень Егор, приехавший на заработки в город и волею судьбы оказавшийся в самой гуще событий... Впрочем, соблюдая везде и всю­ ду историческую правду, опираясь на под­ линные документы и свидетельства, писатель показывает, что ряды участников революции пополнялись, к сожалению, не столь быстро и сплачивались не столь тес­ но, как требовала того сама ситуация. Описывая небольшой «пятачок», где тем не менее развернулись, свершились кровавые события, М. Юдалевич четко и вместе не­ навязчиво проводит мысль: трагедия Пято­ го года была обусловлена слабым ростом революционного сознания, трусостью, хо­ лопством, верноподданничеством, которые на протяжении столетий «воспитывали» в народе — главным образом кнутом и пал­ кой — царское самодержавие и его пре­ данные слуги. В этом смысле особенно показательны судьбы двух главных героев — Егора и Ива­ на Голикова. Один, кай уже сказано, тем­ ный деревенский парень, прибывший в город с целью сколотить немного деньжат; другой — талантливый поэт-самоучка, из­ вестный в городе журналист. Казалось бы, перед нами два совершенно разных по умственному развитию человека. Но сход­ ными оказываются их судьбы, те пути, идя по которым они пришли в итоге к осознанию необходимости встать в ряды борцов с самодержавием. Вся беда, вся трагедия, однако, в том, что оба они вста­ ли под знамена революции слишком поздно, когда знамена эти, обагренные кровью сотен и тысяч рабочих, пришлось уже свертывать... Тут нельзя не отметить такую ■любо­ пытную деталь. Создавая образ Ивана Го­ ликова, М. Юдалевич опирался на досто­ верные факты. В судьбе героя нашли от­ ражение многие черты из жизни и твор­ ческой биографии известного сибирского поэта, выходца из трудовых низов Ивана Тачалова. Так, в конце повести Голикоб читает на подпольной сходке поэму под названием «Погром», посвященную крова­ вым событиям Пятого года, и в поэме этой, как прямо указывает писатель, использо­ ваны и отдельные строки и некоторые сюжетные мотивы популярной в свое время поэмы И. Тачалова «Егорка». Что же касается изображения событий Пятого года в повести, то здесь, думаю, вполне уместно слово «мастерство». Ибо многие сцены, особенно те, что принято называть массовыми, выписаны с поистине кинематографической четкостью и вырази­ тельностью — здесь и динамика, и «круп­ ные планы», и запоминающиеся детали. Вряд ли сотрется в памяти всех, кто читал «Пятый год», к примеру, вот эта жуткая сцена, рисующая схватку манифестантов с наймитами-уголовниками. «Поблизости оборванцы избивали знако­ мого Егору молодцеватого студента. Го­ лова его после каждого удара металась из стороны в сторону, словно была плохо привязана к шее. Из носа текла кровь, но студент не вытирал ее. — Под дых ему! Под дых! Чтобы с ко- пытов. Эх, я молодым-от был! — нетерпели­ во приплясывая, шамкая беззубым ртом, пьяно кричал старик. Он был в летней шляпе, в разной обувке — на правой ноге коротко обрезанный валенок, на левой — кожаный ботинок. Студента сбили с ног. Старик забегал вокруг, заорал еще пуще: — Эй, кто есть ли в сапогах? По башке его, по башке. — Помогите! Помогите, люди! — перекры­ вал все шумы истошный женский крик. Молодая, рабочего вида женщина отчаян­ но отбивалась от озверелых парней. Ста­ рик приплясывал уже возле этой кучки. — В емназию ее! В емназию тащите,— шамкал он.— Там укромно место найдет­ ся. Мы ее... Я и сам ишшо... Егор не мог глядеть на все это. Отво­ рачивался то в одну сторону, то в другую. Площадь понемногу пустела. Конный эскадрон оттеснил в переулок рабочую дружину. Погромщики устремились на со­ седнюю улицу. Только в разных концах неведомо откуда набежавшие собаки лиза­ ли кровь да страшно темнели трупы людей. Сверху смотрело огромное, кроваво-крас­ ное солнце». Разумеется, если говорить о повести М. Юдалевича по большому счету (а су­ дить о ней надлежит именно так, потому что написана она автором маститым, из­ вестным), можно найти в ней определенные изъяны и промахи. Не везде, к сожале­ нию, удалось писателю преодолеть повто­ рение общеизвестных истин, злополучную традиционность. Нет-нет да натыкаешься на страницы явно иллюстративные, точнее сказать, вмонтированные исключительно ради подтверждения хрестоматийных исто­ рических реалий. Печать иллюстративности, функциональности лежит и на отдельных персонажах повести. Вряд ли к числу удНч отнесешь, например, фигуру Антона Семе­ новича, чье появление и присутствие в ря­ де глав носит, прямо скажем, чисто фор­ мальный характер. Ибо появляется вожак рабочих именно там и именно тогда, когда надо сказать «правильные рлова», сфор­ мулировать тот или иной лозунг. И, собст­ венно, этой ролью ходячего рупора Антон Семенович вполне довольствуется... Промахи, безусловно, досадные, и я, на­ верное, изрядно покривил бы душой, напи­ сав в конце своей рецензии (опять же!) традиционное: «но даже эти очевидные недостатки не в состоянии испортить об­ щего благоприятного впечатления...» Увы, всякий недостаток, изъян потому и зо­ вется таковым, что сразу колет глаз, портит общую картину, оставляя на ней следы небрежности, поспешности. Другое дело, что, даже при наличии подобного рода «подтеков», картина все-таки впечат­ ляет. Мне кажется, М. Юдалевйчу такую кар­ тину создать удалось, его «Пятый год» и 171