Сибирские огни, 1986, № 1

Для авторов, ранее затрагивавших в сво­ их произведениях тему борьбы Москвы с Тверью за главенство на Руси («Русь Залес­ ская» Б. Тумасова, «Ханский ярлык» Б. Изюмского), первенство Москвы не под­ лежало сомнению. Подходя к проблеме с позиций исторических, следует заметить, что в начале XIV века это было отнюдь не очевидным. Москва была тогда лишь одним из многих развивающихся городов Северо- Восточной Руси. Все факторы, способство­ вавшие возвышению Москвы, в той же мере были присущи и Твери. А в условиях при­ мерного экономического, политического, во­ енного равенства двух центров (пожалуй, по всем этим параметрам Тверь даже не­ сколько превосходила Москву) выбор в пользу одного из них мог осуществиться за счет стечения определенных обстоятельств, деятельности отдельных личностей, случая, наконец. Размышляя над историческим прошлым, нередко ловишь себя на мысли, а что было бы, если бы в данной конкретной ситуации события приняли несколько иной оборот? Отклонилась ли бы история (и в какой мере) от своего русла, какой бы вид она приняла? Проблема, слов нет, сложная. Историки, вероятно, не без оснований полагают, что, чем ломать голову над нереализованными возможностями, лучше йсследовать реально осуществившееся. Однако историческая альтернатива чрезвычайно важна как для моделирования исторического процесса, так и для этических оценок. Разрабатывать эту проблему ученым все равно придется. Труд же писателя специфичен: осмысли­ вая действительность, он не просто воспро­ изводит, но в каком-то смысле творит ее. Задача его состоит не только в том, чтобы изобразить, как люди живут или жили. Она гораздо серьезнее — как надо жить, вот что главное. Плох тот художник, который, изо­ бражая минувшее, всего лишь, пусть даже удачно, копирует его. Д. Балашов, по выражению критика, показывает «историю не статичную, предо­ пределенную, а историю творящуюся...»1. Он отстаивает многовариантность историче- ского процесса убежденно, с полемической заостренностью: «Скажем о гибели славного града Твери, гибели, схожей с тем, как если бы у дерева на возрастии срубили верхуш­ ку, и далее стало оно расти и тянуться, но уже не вершиною, а боковым^ утолстив­ шимся и пошедшим вверх отростком своим. Так и пошла потом история страны в боко­ вой сук, в Москву, со временем превратив­ шуюся в новую вершину русского древа. Но не надо искать неизбежности там, где ее не было и даже не могло быть совсем. Был бы не Узбек, а, скажем, Тохта, и все бы пошло иначе. Как? Мы не знаем. Историю, как и жизнь, неможно повторить заново». Писатель хорошо показывает сложную диалектическую взаимосвязь между, каза­ лось бы, разнонаправленными процессами в политической истории Руси. Без той не­ престанной борьбы за единство земли, кото­ рую вел Михаил Тверской, не смогли бы исполнить свою объединительную миссию московские князья. Важнейшую роль сыгра­ ло восстание 1327 года против Шевкала 1 И . С оловьева. С обы тия и и стори я,— « Л и тер а­ ту р н о е о б о зр ен и е» , 1982, № 2, с. 38. (Чол-хана). Хотя в результате карательного похода, предпринятого татарами совместно с москвичами и суздальцами, Тверь была полностью разгромлена, однако именно на­ родное выступление пресекло попытку Ор­ ды установить прямой контроль за дея­ тельностью русских князей, сохранило за ними известную самостоятельность. На это обращал внимание Карл Маркс, когда после записи о походе на Тверь фиксировал в «Хронологических выписках»: «С этого вре­ мени ни Узбек, ни его преемники не посы­ лали больше полководцев в княжества (на­ пуганные тверской резней), но ограничива­ лись данью, которую должны были им привозить русские князья»1. Мужество и твердость тверичей послужили достойным уроком будущим поколениям. Д. Балашов уделяет много внимания этическим характеристикам героев и собы­ тий. Там, где это позволяют обстоятельст­ ва, он даже заостряет нравственные аспек­ ты. Так, письменные источники, это отмечал еще В. О. Ключевский, не позволяют утвер­ ждать, что Михаил Тверской погиб в ре­ зультате интриг князя Юрия Даниловича. Скорее всего, последний был простым и до­ вольно жалким орудием ордынской полити­ ки.'Однако источники и не отвергают пол­ ностью такой возможности, что дает простор для авторского воображения. Д. Балашов предполагает заговор Юрия Московского с Кавгадыем, подчеркивает его коварство и ничтожество, чтобы тем самым еще больше возвеличить подвиг Михаила Тверского, от­ давшего жизнь за землю русскую. Изданные к началу 80-х годов книги создали Д. Балашову заслуженный автори­ тет у издателей и критиков, которые не ску­ пились на тиражи и похвалы. Привлекала обширная эрудиция автора, свежий взгляд на, казалось бы, давно устоявшиеся пробле­ мы, оригинальный язык и, прежде всего, любовь к Родине, к России, выраженная достойно и сильно. И вот на гребне этого литературного успеха появляются третья, а вскоре и последняя части тетралогии. До­ верие к автору бріло настолько велико, что и они были приняты в целом благосклонно, хотя некоторое замешательство среди спе­ циалистов все-таки вызвали. Все рецензен­ ты, писавшие после выхода в свет послед­ них романов, не уделяли их анализу сколь­ ко-нибудь значительного внимания, предпо­ читая говорить о сильных сторонах преды­ дущего творчества Д. Балашова. Однако в повторении одних и тех же, пусть прият­ ных, слов мало смысла и для читателя, и для автора. Фактологическая достоверность последних произведений Д. Балашова сомнений прак­ тически не вызывает. Проблема в ином: на наш взгляд, нельзя принять предлагаемую автором оценку некоторых событий, его исторические и художественные концепции. Прежде всего это относится к изображе­ нию простого народа, которое традиционно является сильной стороной в творчестве со­ ветских писателей. Сформулированное еща в 30-е годы известным литературоведом Г. Лукачем требование «единства народно­ сти и исторической правдивости» стало од­ ной из основополагающих составных частей метода социалистического реализма. Убеди- ' А рхив М ар кса н Э н гел ьса, т. V III, с. 148— 149. 153