Сибирские огни, 1986, № 1

трудно видеть, что нарисованные А. Сер- бой образы невинного страдальца Игоря и закоснелого негодяя Мала не выдерживают исторической- критики. Деление героев на однозначно добрых и однозначно злых, быть может, даже поми­ мо воли самого автора получает еще один характерный оттенок — прямо не выска­ занную, но настойчиво выпирающую мысль о национальной исключительности Руси. Кто не с нами, тот против нас, а раз про­ тив — значит, негодяй по самой сути. Под Русью понимается Киев (древляне-то ведь тоже — Русь), он — средоточие всего по­ ложительного. Прочие же, те, кто ему не подчиняется, — злы и порочны. Хазарин, например, «хитер и вероломен, подл и ко­ варен, для него нет ничего святого», ромей- византиец — «хитер, льстив и вероломен». Варяги, хотя и не получили столь концент­ рированной характеристики, однако после­ довательно показаны людьми грубыми и беспринципными, к тому же — горькими пьяницами. Не лучше выглядит и «враг внутренний» киевского престола. На стра­ ницах повести древляне представлены сво­ им князем Малом, обрисованным крайне несимпатичной личностью: он невысокий, тучный, тщеславный и туповатый. В про­ тивоположность своим недругам великая княгиня Ольга, полоцкий князь Лют, пре­ данные им воеводы и дружинники показа­ ны, как уже говорилось, средоточием всех мыслимых добродетелей, пекущимися толь­ ко о благе всей Руси. Соответственно, и суть событий оказывается крайне простой: плохие люди, именно потому, что они пло­ хие, нападают на хороших, а те, в свою очередь, именно потому, что они хорошие, сравнительно легко одерживают победу. Следует заметить, что подлинный па­ триотизм вовсе не тождествен безмерной идеализации. Никто не думает оспаривать того очевидного факта, что и варяги, и степные кочевники жестоко притесняли и грабили Киевскую Русь. С другой стороны, они же нередко и сотрудничали с нею, вы ступая ее союзниками. Нельзя забывать и того, что сама Русь не была идеальной страной всеобщего благоденствия, а пред­ ставляла собой средневековое государство со всеми как прогрессивными, так и нега­ тивными сторонами. Что до Византии, без упоминания кото­ рой не обходится (и справедливо), пожа­ луй, ни одно художественное произведение о древней Руси, то она (опять-таки в виде интригующей против Киева стороны) фи­ гурирует и в повести А. Сербы. Связано это с христианством, о котором нужно сказать особо, поскольку роль церкви на Руси всегда была значительна. Все авторы, пишущие на темы русской истории, так или иначе не минуют этой проблемы. Крещение Руси, как известно, было осу­ ществлено внуком Игоря, киевским КНЯ-‘ зем Владимиром, в 988 г. Но к этому вре­ мени история распространения христиан­ ства на Руси насчитывала уже едва ли не полтора века, В успешном осуществлении этого процесса немало была заинтересова­ на и Византия, стремившаяся нейтрализо­ вать и привязать к себе воинственных ру­ сичей. Однако было бы ошибкой не заме­ чать и другой стороны явления: христианст­ во было принято верхушкой русского об­ и в щества отнюдь не вследствие византийских интриг, но вполне сознательно, поскольку его учение целиком отвечало интересам централизованной княжеской власти. Кро­ ме того, христианизация Руси — это приз­ нается всеми советскими исследователями — принесла с собой и ряд преимуществ: укрепление международного авторитета страны, распространение грамотности, при­ общение к высокой культуре Средиземно­ морья. Между тем роль и значение церкви в русской истории нередко освещается в ху­ дожественной литературе ошибочно. Одни авторы, забыв о классовом характере церк­ ви, непомерно преувеличивают ее заслуги. Другие — впадают в противоположную крайность, выставляя христианство исклю­ чительно в негативном виде. А. Серба от­ носится ко второй категории. В его изобра­ жении проблема «христианство и Русь» определяется происками Царьграда. Ду­ ховник Ольги, Григорий (историческое ли­ цо, известное из источников), оплетающий свою духовную дочь тонкой и коварной паутиной, размышляет: «И то, чего не до­ бились императоры и мечи, Должны сделать Христос и крест. Главное — отнять у руси­ чей душу, а потом можно делать с ними все, что хочешь». Сам Григорий, оказыва­ ется, в прошлом «не скромный христианский священник.., а бывший центурион» (читай: волк в овечьей шкуре). Вынашивая планы духовного порабоще­ ния Руси, он собирается тайно крестить малолетнего Святослава. В самый реши­ тельный момент, когда и купель, и крест уже приготовлены, врывается воевода Ратибор и выхватывает младенца из рук заморского интригана. Отметим, что здесь автор допускает грубый промах: спасенно­ го Святослава отдают под надежный присмотр известного своими языческими убеждениями тысяцкого Микулы, но автор, очевидно, не сообразил, что Микула, т. е! Николай, имя-то... христианское. Одно, таким образом, исключает другое: либо тысяцкий — язычник, но тогда не Микула, либо же —- Микула, но не язычник. Вооб­ ще, язычество оценивается А. Сербой сугу­ бо положительно: язычник — значит патриот. А почему, спрашивается? В том ли суть, кому поклоняться — Христу ли, Перуну ли? Думается, проблема места и роли религии в истории к этому не сводит­ ся, она много сложнее. Слабое знание эпохи и отсутствие по-на­ стоящему исторического взгляда #на собы­ тия ведут к еще одному серьезному просчету. Мы имеем в виду неверное осве­ щение соцгіальных отношений в древнерус­ ском феодальном обществе. Их сугубое упрощение и идеализация — также типич­ ны и присущи далеко не.одной только по­ вести А. Сербы. Вот как характеризует автор приближенных сподвижников Игоря: «Все они... больше чем братья. И не только тем, что десятки раз смотрели смерти в глаза и вместе рубились во множестве битв. Их объединяет общность стремлений, одинаково понимаемое чувство родины и своего служения ей, беззаветная предан­ ность всему, что связано со словом Русь». Аттестация более чем странная. Откуда, спрашивается, столь необычайное единение! плакатный патриотизм и неизбывная без