Сибирские огни, 1986, № 1

попариться в баньке, где сватов, приперев двери, сжигают. После этого Ольга сама идет к своим недругам, насыпает курган на месте смерти Игоря и приглашает пять ты- сяч древлян на поминальную тризну. Едва те опьянели, киевские дружинники всех перерезали. Далее княгиня отправилась по­ ходом на древлянскую столицу город Иско- ростень, от жителей которого потребовала в качестве дани по три воробья и три го­ лубя с каждого двора. Привязав к птицам зажженный трут, Ольга выпустила их на волю: вернувшись под родные стрехи, они, естественно, выжгли Искоростень дотла. Из всего сообщения историческим фак- том можно признать лишь разрушение Ис- коростеня (разумеется, без помощи воробь. ев и голубей), все остальное — легенда, сказка. Столица древлян располагалась в одном-двух днях пути рт Киева, невозмож­ но себе представить, чтобы уничтожение и первого, и второго посольств осталось в тайне. К тому же весь рассказ «Повести» несет на себе яркий, не подлежащий сом- нению отпечаток сказочности. Можно даже точно определить происхождение сюжета: три приема, которыми Ольга губит древ­ лян, составляют обычные элементы сла­ вянского погребального ритуала — зака­ пывание в ладье или сожжение в срубе, поминальный пир на кургане'. Перед нами самостоятельное литературное произведе­ ние фольклорного характера, в течение по­ колений изустно передававшееся в Киеве и затем целиком зафиксированное летопис­ цем. Удивляться здесь, нечему. Как извест­ но, «Повесть временных лет» была состав­ лена много позже интересующих нас собы­ тий, в начале XII в. Еще А. А. Шахматов, выдающийся исследователь русского лето­ писания, установил, что ее первая часть, хронологически заканчивающаяся как раз смертью Игоря, представляет собой пере­ ложение хроники византийского монаха Георгия Амартола (в ее продолженном ва­ рианте), переведенной на древнеболгар­ ский язык. Прочая же, собственно русская информация в этой части «Повести» скуд­ на и зачастую просто легендарна 1 2. Понять, чем руководствовался А. Серба, можно: обычное разрушение обычного го­ рода само по себе — «серая проза», ковар­ ная же западня — захватывающее прик­ лючение. Но понять — не значит одобрить. Не стоит в данном случае поминать и право на вымысел. Никто не возбраняет пользоваться в художественном творчестве историческими, да и любыми вообще, ле­ гендами, нельзя только забывать, что ле­ генда и история, говоря мягко, не совсем одно и то же. Произведение А. Сербы в этом отношении показательно: авантюрная начинка закономерно разрушила жанро­ вую форму — выдуманным, неживым геро­ ям и ситуациям органично соответствует выдуманная же, псевдоисторическая об­ становка. Черно-белая контрастность, механическая поляризация добра и зла в полную силу представлены в повести А. Сербы. Но то, что естественно для сказки и простительно 1 Б. А. Р ы б ако в. К и евская Р усь.., с. 360—362. 2 А. А. Ш ахм атов. «П овесть врем енн ы х лет» и ее источники. «Труды О тд ел а древн ерусской л и тер ату р ы И н сти тута русской л и тер ату р ы » . М .— Л ., 1940, т. IV , с. 41. для «Одиссеи капитана Блада»,'в произве­ дении историческом ведет к грубым иска­ жениям действительности. Положительные герои у А. Сербы, как и следует ожидать, благородны и самоотверженны до чрезвы- чайности, а кроме того — что весьма ха­ рактерно — принадлежат к верхушке об­ щества, это — исключительно князья, вое­ воды, тысяцкие. Последнее обстоятельство типично для многих подобных сочинений. Их авторы, на словах провозглашая на­ родность и то и дело отвешивая народу комплименты, фактически, сами того не сознавая, воспроизводят стереотипы ры­ царского романа, где персонажам из про- стонародья отводится роль в лучшем слу. чае верного слуги при своем благородном по духу и происхождению господине. Что'касается исторических лиц, напри­ мер, Игоря или Ольги, то, имея, по край­ ней мере, некоторое представление об исто­ рии, можно предположить, что характеры их и личные качества едва ли таковы, как изображает А. Серба. В повести гибель киевского князя представлена как неспро­ воцированное и подлое убийство из-за уг­ ла. Древляне при этом рисуются людьми столь же вероломными, сколь и недалеки­ ми (вспомним портрет Мала, спесиво наду­ вающего щеки). Соответственно, месть Оль­ ги изображена торжеством справедливости и даже именуется «святою». На самом же деле все обстояло совсем иначе. В «Повести временных лет» читаем: «В лето 6453 (945). В се же лето рекоша дру­ жина Игореви: «Отроци Свеньлъжи изоде- лися суть оружьемъ и порты, а мы нази, Поиди, княже, с нами в дань, да и ты до- будеши и мы». И послуша ихъ Игорь, иде в Дерева в дань, и примышляше къ первой дани, и насиляше имъ (т. е. древлянам) и мужи его. Возьемавъ дань, поиде въ градь свой. Идущу же ему въспять, размыслив рече дружине своей: «Идете с данью до- мови, а я возъвращюся, похожю и еще». Пусти дружину свою домови, съ малом же дружины возъвратися, желая больша именья. Слышав же деревляне, яко опять идеть, сдумавше со княземъ своимъ Ма­ ломъ: «Аще ся въвадить волкъ в овце, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьемъ его, то вся ны по­ губить». И послаша к нему, глаголюще: «Почто идеши опять? Поймалъ еси. всю дань». И не послуша ихъ Игорь, и вышедше изъ града Изъкоръстеня деревляне убиша Игоря и дружину его, бе бо ихъ мало». В оценке летописного свидетельства трудно ошибиться: справедливыми следу­ ет признать действия ни в коем случае не Игоря, но древлян. Позавидовав зажи­ точности своего вассала Свенельда, князь идет «в Дерева» на полюдье; нарушив ус­ тановленный обычай, он произвольно уве­ личивает размер дани, творит насилия- над своими подданными. Но и этого ему мало. Надумав поживиться еще, он с полдороги возвращается творить новые поборы. При­ зыв обобранных до нитки древлян иметь совесть не достигает цели. Все это нельзя определить иначе как безжалостный и без­ застенчивый грабеж, разбой среди бела дня. Разоренные древляне не зря сравни­ вают Игоря с хищным волком. Их восста­ ние — последнее средство самозащиты: «аще не убьемъ его, вся ны погубить!». Не 147 6*