Сибирские огни, 1986, № 1
ка (что да как, чем человек дышит, куда тянется, о чем думает). Не могу вспомнить чем закончились наши шахматные бата лии. Но то, что я тогда судьбу выиграл, какая до сего дня при мне,—это факт. Вскорости пригласили в райком партии и спрашивают: «А что, если, Иван Федо рович, не в военные двинешь, а в пред седатели колхоза? В родной Покровке? Надеемся, что изберут. Свой же, не залет ный какой. Проголосуют, даже и не сомне вайся». Хорошо директору совхоза: получил на значение по приказу свыше и действуй далее сообразно уму и совести. А не доста нет того или другого, так не велика пе чаль: перед людьми не стоять и решения их не дожидаться. Пока недовольные наладятся письма писать, да пока эти письма в соответствующих инстанциях прочитают и отреагируют, да пока выводы сделают, глядишь, пятилетка и пройдет. Следующую же можно и в другом совхо зе провести, на той же должности (это уж как на твои прегрешения и недоработки посмотрят те самые инстанции). Знаю одного директора, который так ко лобком и прокатился из одного района в другой, где дружескими связями спа саясь, где родственными и прочими под держками. В колхозе — сложнее. Здесь ты не при казом держишься. Общим голосованием. Враз могут вышибить, несмотря на все твои связи и заслуги. Оступишься раз да другой — и собирай чемоданы. Или сразу не изберут, если тебя привезли, как кота в мешке. Наверное, райкомовские «сваты» того же опасались: вдруг не проголосуют? Ко мне — с уговорами, а сами, чувствую, не очень-то уверены. Заартачатся колхозники — и пи ши пропало. Почувствовал такое, и аж заело слегка. С чего бы это покровцам против меня го лосовать? Тут родился и вырос у всех на виду, офицером вернулся. Вся семья тут с дальними корнями. И ясно, кто от кого произошел. Пустобрехов и бездельников не было в роду, дурной крови неоткуда бы вроде взяться. Так с чего бы землякам артачиться? Только позже понял я, отче го «сваты» мои были как будто не очень уверены. В первый раз все ладно прошло. Зато потом... Такие случались отчетно-выборные собрания, по двенадцать часов кряду, что шел потом домой с мокрой спиной, за плетень держась: сил не было идти. Оби да, горечь душу в клочья рвали: за что вы со мной так, земляки родимые? В чем я провинился перед вами? Ведь, кажется, все делал, что мог. И даже сверх того. Вон ретряк за околицей крыльями ма шет. Ни у кого в районе нет, а у нас — пожалуйста, воду качает для фермы. Не надо у колодца с ведром спину гнуть. Мельница — первая в районе — опять же у нас появилась. И маслобойка — тоже. 'Сколько сразу забот —долой? Правдами- неправдами удалось все же и электро станцию раздобыть. Сразу веселее стало. На земле кой-какой порядок навели. Жизнь, хоть и мелкими шажками, но под вигалась к. лучшему. Заметить бы все это людям да порадоваться. Так нет же! Не хотят замечать. Свое кричат. Своего требуют. Находились такие любители «создавать напряжение». Они — горлохваты эти —доводили до инфарктов многих председателей. Почему тогда народ за ними шел? Поче му, как голосовать —так стенка на стенку и голоса чуть не поровну? Тут уж интрига ми отдельных закоперщиков всего не объяснишь. Много позже, когда кончилась полоса собраний-баталий, понял я, почему они складывались такими. Особенно в пер вые послевоенные пятилетки. Слишком тяжкой жизнь была. В два-три года ее не выправишь. Для того надо было и паш ню возродить, и от «козьих» надоев оторваться, и материальную базу заиметь покрепче, что враз не делается. Люди же, наголодавшиеся за войну, хватившие лиха, хотели немедленных счаст ливых перемен, обеспеченности сию минуту, сытости и достатка. А мы не могли, из-за слабости колхозной экономики, даже тру додень оплатить, как положено. Работали люди, ничего не получая. Или самую ма лость. И, конечно, винили во всем рредсе- дателя: это он, непутевый, только и может, что.в лапоть звонить, это ему ума недо стает разумно дело вести! Несоответствие людских потребностей и возможностей хозяйства — вот где при чина. Отсюда и высокая температура тех давних собраний, и мощная поддержка го лосистым крикунам, и вечная председа тельская тревога: изберут — не изберут. Вот и ходилось тогда как по узенькой досточке. Что же все-таки спасало колхозных во жаков в таких обстоятельствах? Почему многие из них десятки лет проработали в одном колхозе? Потому, думается мне, что крепка у них была память еще на два запрета: не пьянствовать и не воровать. Нарушение их люди не прощали в первую очередь. Меж тем поддаться этим двум грехам было легче легкого. Свадьбы, рождения, проводы в армию, новоселья, череда праздников. Как же без председателя? Надо бы пригласить. А наезжающие из района и области? Временами — косяком, словно гуси перелетные, один за одним или целой бригадой. Как их без ужина отправить? Без горячительного для аппе тита? Недругов да недоброжелателей и без того хватает. И, наксунец, знаки бла годарности в чем у нас по сию пору выра жаются? Коньяком или чем другим той же сути. Нет, тут надо было иметь нема лую силу воли, чтобы, не обижая людей, все же не поддаться такому соблазну. Что касается второго... Каяться не в чем, а вот признаться хочу со всей откровен ностью: больше всего я боялся заворо- ваться. Семья, дети, зарплата крохотная, 60 трудодней, на них — практически ниче го. Да еще займы, обязательная сдйча молока, мяса, яиц, картошки. И налоги плюс ко всему. Выгребешь все, для семьи ничего и не остается. Ну хоть в самом де ле воруй! Взять было нетрудно. Только как потом людям в глаза смотреть? Иду как-то по улице. У дома одного из скотников лошадь стоит, перед ней —та зик, а в нем комбикорма с фермы. Нашел ловкач в чужой клети! 113
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2