Сибирские огни, 1986, № 1
таился, ни пускал пыль в глаза, весь ты на виду перед людьми. В деревне ведь каждый как на ладони: все вмятины-щер- батины видны. Так уж лучше с той при ступочки не оступаться. И жене повадки не давать. А что? Попадется какая — с запросами, день ото дня растущими, да с гонором, как та старуха в пушкинской сказке о ры баке и рыбке,— в миг подмочит репута цию. К слову сказать, мне тут очень повезло. Даша моя сама всю жизнь работала и мне не мешала. По гостям ходить не любитель ница, лишнего не требует. Что есть, то и есть. Знаю многих председателей нашего по коления. Другой жизни, от дела отлучен ной, они себе и не представляют. Работа для них — всё. Хотя, кажется, нет ничего на свете нервотрепнее ее, а все равно она им, как птице — небо, как рыбе — вода, где они могут нормально дышать, чувст вовать — жить, одним словом. Сколько их было — ветеранов, ушед ших на покой по возрасту или нездоровью: не успеем торжественно проводить, как опять встречаемся, да только уже с фото графией в черной рамочке. Потому что нет для них большего несчастья, чем ока заться в стороне от дела, которому была отдана вся жизнь и с которым связаны все радости и огорчения, медали и выговоры, инфаркты и ордена. Отними у них все ЭТО, даже возможность зарабатывать те выговоры с инфарктами, — долго не про тянут. По себе знаю, что это так. Приболел как-то, крепко приболел, так что уж и хо дить не мог, тогда и познал страх перед фактическим небытием. Не перед смертью, чего ее бояться, коли ’к своему часу все равно припожалует, а перед выморочной жизнью в четырех стенах. Чтоб на молоч ный комплекс не забежать? До самых даль них покосов не добраться? Чтоб со строи телями не схлестнуться да не порадовать ся черным, без единой, соринки, парам? Да чтоб райцентр не ругнуть в который раз за то, что выдергивает на разные заседания без нужды и пользы? Как представил, что ничего больше не будет, страшно сделалось. Пуще прежнего разболелся. Но мне — хотите верьте, хоти те нет — повезло с министром здравоохра нения. Приехал он в наш колхоз как раз в тот черный для меня час. Поглядел, чего мне стоило перед ним стоять, — одной ру кой на палку опираясь, другой — на двер цу машины, — да и говорит: — Лети, Иван Федорович, в Москву. Мы тебя быстро на ноги поставим. Чего греха таить, столичная медицина покрепче омской. И ведь, правда, поставили! За то я та мошним докторам готов в ноги поклонить ся. До самой земли. Как во второй раз на родился! Прожитых лет будто и не бывало. А почему? Работать опять могу, как поло жено. И что тут удивительного? Такими нас Советская власть воспитала: отдавать все го себя общественному делу и успехами его измерять свое собственное счастье. Знаю многих сверстников своих — все такие. Может, обидятся на меня наши млад шие собратья из председательского кор 110 пуса, образованные, много чего знающие и все умеющие, но не могу не отметить вот что. Избранные на эту должность в дав ние времена, мы ' не много знали и мало что умели. А по образованию и вовсе не имели права на ту печать, если смотреть с колокольни сегодняшнего дня. Кто из тан кистов, кто из связистов, прямо в армей ских шинелях — и в председатели. Мы да же плохо представляли себе, что значит быть председателем колхоза. И все же вы стояли, и хозяйства на ноги поставили вместе с людьми. А помогло, мне думает ся, одно отличительное качество нашего по коления: неумение лодырничать, вполнака ла жить и работать. На первых порах оно здорово выручило! Присмотрелись люди и увидели: вот пришел человек, который хо чет что-то сделать для нас, изо всех сил старается, так чего мы себя бережем? Да вайте тоже плечи подставлять. Умение трудиться... Кажется, оно прихо дило к нам с молоком матери. Чуть гово рить научился — тебе уж дело находилось. По дому или в огороде. Подать, принести, подержать. Мать с отцом обязательно что- то найдут. Сами вечно занятые, они приви вали любовь к труду как бы играючи. Растут у таких родителей дети, и дела им находятся посерьезнее. Со скотиной уп равиться, помочь на сенокосе, копны на ко не подтаскивать. Крутишься рядом со взрослыми, общее колхозное дело испол няя, и себя покрепче сознаешь: ты тоже ну жен. Сызмальства заленится человек — потом никакая медицина не выручит. Против лени, когда она укоренилась, таблеток нет. Наше детство не в забавах — в трудах проходило. В четырнадцать лет мы с дру гом моим Иваном Игнатенко, как и взрос-; лые мужики, всю зиму сено возили с поля на ферму. Шесть лошадей в разнопряжку.. Один на передних санях, другой сзади по гоняет. И так два раза в день километров за десять-пятнадцать. Последняя езд ка уже потемну. Живот от голода подводит, а все равно везешь. Бы вало, бригадир сжалится, домой отпустит: завтра, мол, сгрузите. А чаще тогда же при ходилось до конца дело доводить — раз гружать сани. Повезет иногда — отломишь незаметно у кладовщика кусочек жмыха и грызешь его длинной дорогой, как конфет ку. И откуда только силы брались? А когда молотьба загудит, тут уж вся колхозная поросль сутками снопы возит. Дмитрий Гаевой, Илья Кулиш, тезка мой Иван Регида, другие одногодки славно трудились. К полуночи повалимся спать, как те снопы на воз, а часа через три-четы ре, еще и зорька не заиграет, бригадир уже будит: давайте, хлопцы, поднимайтесь, женщины возы накидали, везти надо. Не легкие то были дни. Но почему так сла достно вспоминаются? Когда оглядываешься на детство свое,' особенно остро тревожит сегодняшняя си туация: детина уж под косяк вымахал, а для него, установление — работать не бо лее четырех часов. Сорок лет назад свер стники его только по четыре часа спали — и ничего, не подорвали здоровье, скорее, наоборот. Не сытно ели, а работали всласть, наравне со взрослыми. И зарабатывали. Теперь же то на прорывку свеклы пошлют,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2