Сибирские огни, 1985, № 12

довольно об этом. Как ты не можешь понять, что ты не нужен больше мне? Не нужен, и все! — Зачем же так жестоко со своей вчерашней любовью? Ты так и будущую до смерти напугаешь. Вдруг она догадается, что ты и с ней так же безжалостно поступишь! Что тогда? Людмила слушала Ковина вполуха и слышала только то, что хоте­ ла слышать, и отвечала соответствующим образом: •— С чего ты взял, что я тебя когда-нибудь любила? Высказавшись столь вызывающе, Люда ничуть не задумалась, что оскорбляет не только Ковина, но и себя. Она словно гордилась тем, что окончательно избавилась от унижающих ее чувств к этому человеку. Оплевываемое и растаптываемое сердце колокольными ударами сталкивало Ковина с кресла, вынуждало встать и уйти, хлопнуть дверью и сказать в отместку что-нибудь не менее оскорбительное, как бывает это сплошь и рядом между разведенными, или, напротив, высказать доброе сожаление и пожелать счастья так же, как это делают обычно правильные, непогрешимо положительные герои кино и книжек про любовь,— но кресло... Привычное, родное даже с новыми царапинами кресло не отпускало его. Понимал он, что самые прекрасные его признания в любви не бу­ дут сейчас иметь никакой силы, впрочем, как и вся здравая логика, и все же не уходил. Удерживало самое простое желание знать, что же может еще думать и говорить ослепленная обидой и гордыней женщина, бывшая самой родной и любимой, потому что роднее и любимее жены нет ничего на свете, так как только жене можно все отдать и все взять у нее. Сердце его, лишенное прав, оскорбленно устранилось. Теперь лишь один ум был начеку. — Если не любила, зачем замуж шла? Скучающе смотревшая в окно, с руками, скрещенными под грудью, Люда резко повернулась: — Дура потому что была! Поверила... Теперь тысячу раз покая­ лась! — Допустим... Кого же ты любишь сейчас? Она хмыкнула и отвернулась снова. — Тогда, может, скажешь, кого ты любила? Что, любила и лю­ бишь по-прежнему одного Сережку. Сережку, который мертв... И с этой умершей любовью ты собираешься жить? Искать живую любовь? Ну, а если ты такая однолюбка, жила бы себе одна, любила память, а то те­ перь вот почему-то я вместе с Олежкой должны расплачиваться за твою идеальную любовь к мальчишке, угодившему по романтической рассеян­ ности под колеса автомобиля? — Д а !'Д а !— с рыдальческой ноткой выкрикнула Люда.— Будь Се­ режка жив, тебе бы не видать меня никогда! — Мне, особенно теперь, чрезвычайно жаль Сережку. Останься он жить, ведь то же самое грозило бы и ему. Самая романтическая лю­ бовь проходит, к сожалению, наступают будни быта, а вот романтиче­ ская пошлость, видать, не проходит. Только благодаря ей разведенки и мечтают встретить ту самую чистую, несравненную, романтическую лю­ бовь среди себе подобных... — Заткнись! Хам! Ничтожество! — Вот это и есть самое лучшее подтверждение того, что я прав. — Будь хоть тысячу раз прав, но ты мне противен, особенно после твоей деревенской дурочки-заочницы! — Как я жалею сейчас, что не колотил тебя всегда, когда ты на это напрашивалась своей необузданностью. Трудно да и невозможно, наверное, кому-то объяснить, что даже человеку с высшим образовани­ ем нужно иногда давать хорошего ремня, чтобы он оставался человеком и не маялся дурью. — Попробовал'бы хоть раз сделать эту гнусность! Нашел чем, ни­ зостью похваляться! Выпороть ему меня, видите ли, всегда хотелось!