Сибирские огни, 1985, № 12

Е ы м И всепрощающим, любовно трогательным вниманием Людмили­ ной матЬри. Тяжко было ОлеЖке одному разбираться в случившемся. Взрослые говорили разное. Мать, бабушка и прабабушка — после ухода папы из дома они выменяли большую квартиру и стали жить все вместе — винили отца. Им вторили мамины подруги, а родственники и друзья папы ут­ верждали совсем другое. Как ни сравнивал Олежка слышимое, вины отца в том, что он не жил с ними, не находил и не держал обиды на него. Очень выручало Олежку то, что они с отцом виделись каждую неделю: то он, не дождавшись воскресенья, звонил и ехал в общежитие; то^ отец среди недели приезжал к нему в школу, и они вместе шли домой. По воскресеньям они обычно уходили в гости к дяде Игорю или к дяде Ко­ ле, соседям по старой квартире. В новую их квартиру отец заходил лишь тогда, когда хотел пого­ ворить с мамой. Разговора у них никогда не получалось, отец всегда уходилѵ еще более расстроенный. Если бы мог, он бы обязательно помог папе, но он не знал, как это сделать. Неутихающее беспокойство вынуждало Ковина к встречам с Люд­ милой. Но и за несколько минут общения с бывшей жеНой он до надса­ ды уставал быть ненавидимым. Он избегал крайностей в отношениях с ней, не досаждал объяснениями и телефонными звонками. Втайне он верил во всесилие всеобщей правоты жизни и в то, что эта всесильная правота, в конце концов, когда придет время, и без его путаных объяс­ нений смирит и образумит Людмилу. Однако та самая незримая, хоть и всесильная правота жизни не торопилась что-либо для них делать. Недели на две, от силы на три хва­ тало у Ковина терпения удерживать себя от контактов с бывшей женой. Он бы, пожалуй, научился терпеть все дольше и дольше, но сын... Олежка все время от него чего-то ждал, да и друзья семейные, остав­ шиеся с ним, деликатно, настойчиво советовали не отступаться, посто­ янно что-то предпринимать, чтобы окончательно не потерять жену. «Перебесится — поумнеет»,—поучали они. Все простившим и все за­ бывшим устремлялся он к какому-нибудь уединенному телефону пре­ дупредить Людмилу о своем приезде, но пока искал телефон, раздуліы- вал звонить из боязни натолкнуться на грубость или окрик. Новый при­ лив покаяния и жажды примирения одолевал страх возможного уни­ жения, и он ехал к ней. Натужные свидания их начинались сбивчивыми, односложными, бесхитростными предложениями Ковина помириться, натыкавшимися на столь же однозначные Людмилины отказы и заканчивались оскорби­ тельными словесными дуэлями-обвинениями. Так было и в послед­ нюю их встречу. — Здравствуй, Люда,— заискивающе ласково сказал Ковин.— Я снова приехал говорить с тобой все о том же... — Тебе не надоело? Ты бы хоть гордость свою поберег, что ли,— ответила она.— Сколько можно переливать из пустого в порожнее? Я тебе уже сто раз твердила, что мы расстались навсегда. Людмила говорила подчеркнуто спокойно, но заунывно и, как ка­ залось ему, безжизненно, что и придавало ему силы и настойчивости. — От твоего абсурдного упрямства не стало лучше ни тебе самой, ни Олежке, ни мне. Зачем же ты так упорно творишь зло? — Хватит меня воспитывать!— взорвалась она.— Поздно! Надо было раньше думать и обо мне, и о благополучии в семье! — Я всегда думал... И поступал всегда — ка'к думал. И никог­ да — во вред тебе, себе или сыну. Я любил вас как умел, и всегда хотел, чтобы у НДС все было хорошо; и сегодня, и завтра, и всегда. — Все твои прежние заботы теперь гроша ломаного не стоят. И