Сибирские огни, 1985, № 12
Ничего не сказав и не пригласив с собой Валентину Николаевну, напра* вился к выходу. Глава V. ТОЛЬКО Я И ОНА 1 Блекло-сиреневая, близящаяся к утру ночь стояла над станцией. Фонари, окна вокзала светились не столь притягательно и пронзитель но, как в полуночной густой темени. Редкие звездочки слабо мерцали дырочками в выцветающем пологе неба. Лишь тишина не сдавалась, продолжала властвовать. Ее ничуть не беспокоило, что тепловозы и электровозы изредка погудывали, что дежурная смена бесцеремонно громко перекликалась по переговорным устройствам, что кто-то из при ехавших возбужденно радовался встречавшим — тишине по-прежнему ни до чего не было дела. Она словно наслаждалась своей снисходи тельностью. Ковин с отрадой отдался во власть бодрящей прохлады и свеже сти. Утомленность, с которой он вышел из вагона, безропотно отсту пила. Станцию он не узнавДл. Она была одной из тех, которые он обычно просыпал, проезжая их глубокой ночью или неподъемно ранними утра ми. Старинный маленький вокзал казарменного типа, живучие стан дартные вывески и таблички на нем... Все было знакомо и незнакомо, и потому не привлекало и не останавливало. Перрон быстро опустел. Ему тоже ничего не оставалось, как вер нуться к своему вагону. Он тихо шел в анемичном бездумии. В память, невесть почему, вкатилась электричка, которая прошлым воскресеньем мчала их с Викой ранним утром в Крохаль. Не грибы и не облепиха им были нужны... и далее не уходящая красота лета, прощающаяся с теплой голубизной неба, с выцветающими лугами, со стрекотанием куз нечиков, порханием радужнокрылых бабочек. Им все равно было куда идти, по какой тропинке, в какую рощу. Все стежки-дорожки были хо роши. Даже пустой, безгрибной колочек, не угостивший ни кисточкой черемухи, ни смородиной или шиповником, радовал их: один — коно пляным дурманом, другой — лопушистыми зарослями хрена на краю пшеничного поля. От хвойного настоя в лесу пошумливало в голове. Зеленая листва сливалась в пестрое сплошное полотно. Они вышли на берег Ини, долго и немо сидели на взгорке, любовно и чуть завистливо наблюдали, как деревенские мальчишки удили рыбу. Ковин лег на спи ну, уставился в высокое, белесо-голубое небо с мазками серебристых облаков, к которым то тут, то там, кружась по спирали, неспешно и ве личественно поднимались коршуны. Покружившись на высоте воронь его полета, коршуны лениво и важно опускались и неожиданно камнем падали в волны за блеснувшей рыбешкой. Они словно демонстрировали чванливую важность властелинов поднебесья и меркантильную расчет- ливосѣь заурядных хищников. і Не так ли и некоторые люди, подумалось Ковину, руководствуются лишь природными инстинктами, как в добывании насущного, так и в любви? Они, в своей сути плотоядные особи, подобны коршунам, бы кам, телкам и курицам, а все прочие малахольно высокосознательные мечут перед ними бисер, разводят лирику, романтику, облагораживают, перевоспитывают, подозревая в них сильных, мужественных, особен ных... Нет, не крылатые или бескрылы^ коршуны штурмуют заоблачные высоты. Туда стремятся соколы, орлы, летчики, космонавты, фантазеры, творцы, поэты... „ • . О чем говорили они с Викой весь день? Ничего существенного не запомнилось. Не потому ли, что главное так и не было сказано? С чем уезжали, с тем и приехали... А знать о Вике ему давно пора бы если не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2