Сибирские огни, 1985, № 12

тина Николаевна.— Но чем же вас Вронский прогневал? Своим отно­ шением к Анне? К любви? А по-моему, так он мужчина с большой бук­ вы, ни в чем не изменивший ни себе, ни чувству, ни Анне! Левин, ко­ нечно же, симпатяга, мягкий, надежный, но ведь он и недотыкомка. Везде как на ходулях: и среди графов, и среди простого люда, своих крестьян, хотя и в скотный двор войдет, и косить и пахать не прочь, и все такое. Но и Кити никогда бы не оценила малоестественных для их среды достоинств Левина, отнесись к ней по-другому Вронский. — О, да! Для салонных и романтических Любовей Вронский безу­ пречен! А для жизни?.. Вот послушайте!.. Ковин встал на нижние полки, перегородив проход, снял портфель, извлек из него увесистый том, сел и начал листать книгу под тусклым светом ночного светильника. — Не надо портить зрение,— остерегла его Валентина Николаев­ на,— я вам и без цитирования поверю. — О, нет! Эти размышления Толстого всякий раз, когда читаю, по­ трясают, меня. Вот что он пишет о блистательном Вронском: «В его пе­ тербургском мире все люди разделялись на два совершенно противопо­ ложных сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одной женой, с которой он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержанным и твердым, что на­ до воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги,— и раз­ ные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных». — Ой! — едва Ковин дочитал фразу, вырвалось у Валентины Нико­ лаевны.— А в моем сознании Вронский и по сей день был рыцарем без пятнышка и упрека. Господи, как же ослепляет нас, глупеньких, краси­ вая ложь! — Она еще раз поразилась: — Надо же! Ведь читала. Д важ ­ ды. Девчонкой, школьной отличницей, потом студенткой перечитывала и ничегошеньки не помню про другую сторону лица Вронского! Какие же они для него — люди другого сорта? Перед тем, как продолжить чтение, Ковин огляделся: что-то ему мешало. Наткнувшись на любопытствующую физиономию вроде бы только что дремавшей бабуси, сидевшей у противоположного окошка в их купе, сообразил, что подглядывающий ее взгляд и мешал. Бабуся вслушивалась давно. Когда же уловила кое-что, непонят­ ным ей показалось: ну ить точно же, ознакомились только что, лишь когда в поезд сели, да когда он продремался! Дочка ее вон над головой спит, и дома у нее, говорила, все хорошо, так че ишо-то ей надо? Очень хотелось бабусе понять, «че ишо-то надо»... А этот, вроде и неглазастый, а укараулил, морщится... И то сказать: подслушивать ить и вправду не­ хорошо. Ковин без сожаления захлопнул книгу, убрал. — Так и не прочитаете?— огорчилась Валентина Николаевна. — Отчего же... «Но был другой сорт людей, настоящих, которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, кра­ сивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем, остальным смеяться». Вот так-то, Валентина Нико­ лаевна!.. Словно меня лично это сиятельное барахло Вронский отнес к низшему сорту! И так хочется дать в морду. Если не ему, то кому-ни­ будь из его последователей. Низший сорт и тогда был, и ныне остался, и во веки веков будет высшим, а все эти плотоядные, золотящиеся — как отрыжка истории, как несварение ее нравственного желудка. Это ба­ рахло и ныне элегантно, беззаботно и весело, и страстям, то бишь, рас­ пущенности, как и прежде, предается без оглядки, и так же смеется над нравственным сортом людей и, разумеется, над их любовью. Вспух­ ший статистический процент разводов дали нашему архисовременному обществу эти самые жрецы сладострастия. И тысячи сирот при живых матерях и отцах — тоже продукт их нравственной низменности и плото­ ядности. Я убежден: тот, кто так или иначе игнорирует социальную при