Сибирские огни, 1985, № 12
досадным. Он, шеф, почтенный Вадим Федорович, годился ей в отцы. У него уже было две жены и есть два взрослых сына... Нет! Нет! Нет! Одолев растерянность, .она вскочила, засуетилась, пообещала все объяснить по телефону, вела себя как глупая девчонка... Он взял ее под руку, помог одеться, вывел к машине, усадил на заднее сиденье, сел ря дом сам. При шофере говорить что-то было непозволительно. Она всю доро гу промолчала, таясь, как мышка, надеясь убежать, юркнуть в свою спа сительную норку, как только откроют ловушку. Вежливости достало лишь на то, чтобы вымученно улыбнуться и поблагодарить, когда при ехала. А поздно вечером, когда уснула Аленка, когда поняла, что ника кого права не имеет оскорблять искренние чувства какого бы то ни было, пусть самого чудаковатого или неудачливого, человека, позвони ла, и все ж вопреки тому деликатному, что намеревалась сказать, по несла про то, что после Леши ей никто не нужен, что никто не знал и знать не мог, какой на самом деле был ее Леша, и уж лучше она всю жизнь будет мыкаться одна, чем променяет любовь к нему на выгоду — не быть одной. И добавила разгневанно, что быть лакомым объектом внимания для мужчин с нескладной судьбой она не желает. Единствен ное, что сводит ее с ума, так это то, что она в самом деле не знает, что ей делать, как быть после того, как ее постигла беда, а жизнь словно и не виновата ни в чем: идет себе, как и шла раньше, и до того, как она будет дальше жить, ей и дела нет. К концу своей праведной тирады она не то чтобы усом.Н'илась в не поправимости своей беды, в необъятности и неотвратимости своего горя, она почувствовала неладное в молчании шефа. Он слушал ее, не пере бивал, курил одну сигарету за другой — онА слышала, как перед труб кой он чиркал спичками и потом опять молчал, слушал, ничего не спра шивал даже, когда она выговорилась настолько, что ей уже нечего было сказать, а он все молчал. Ну, хоть что-нибудь скажите, взмолилась она! В ответ через некоторое раздумье раздалось отчетливое: — Да!.. Я изумлен и повержен. Живым не пристало соперничать с покойниками, но простите, ничего выше живого смысла я не признаю! Сказанное Вадимом Федоровичем с мягкой, но категоричной убеж денностью ей, конечно, не понравилось. Леша никогда не одергивал ее, как девчонку, и не вводил даже в смущение. А к тому, как он журил и вышучивал, она привыкла. Возразить Вадиму Федоровичу было нечего; уж очень озадачил ее критерий живого смысла, высказанный им. Со славшись на головную боль, она извинилась, предложила возобновить трудный разговор как-нибудь в следующий раз и положила трубку. Раздумья о живых и неживых мыслях и чувствах преследовали ее целый день. В тот же поздний час, что и вчера, оца позвонила ему опять. Разговор был долгий и приятный, и она убедилась, что Вадим Федоро вич неизмеримо умнее ее, что его жизнестойкость не есть обреченность на единственно любимую и спасительную работу, что в этой его жизне стойкости есть что-то такое, чего она вовое не понимает, а им оно давно и глубоко осмыслено. Ей было интересно с ним говорить так же, как когда-то школьницей с матерью. И не из почтения к директору, большо му и уважаемому начальнику, но прежде всего как с умудренным, та ким непохожим на приятелей Леши человеком, редкостным по своему обаянию и доброте. Их телефонные свидания стали регулярными. Ей стало не хватать его. Она теперь каждое утро, проводив Аленку в школу, звонила ему или ждала его звонка. При Леше телефон для нее был просто удобным средством связи с заквартирным миром, а тут это проволочно-механи ческое средство чудодейственно олицетворилось, персонифицирова лось и чуть ли не на равных со всеми прочими сигнальными системами внедрилось в плоть и кровь и небезуспешно конкурировало с ними. Телефонные трезвоны не прошли бесследно. Она безоговорочно согдасйлась составить компанию шефу в загородной поездке. Ей при
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2