Сибирские огни, 1985, № 12

Замечательное лицо у него было, когда он спрашивал,— голова с шароьм лба наклонена чуть вбок, брови темными перышками кверху и глаза, в простодушном интересе — совершенно круглые и зачарованные, как у ребенка. • ' Покончив с Рахіманиновыім, он переключился на меня: где учился, где работаю, что нишу... О воэможности постановки — ни слова. Я риск­ нул спросить его об этом, поскольку полагал, что наша встреча была назначена все-тади по деловому поводу. Он крякнул, насупился, видно, ему было досадно, чТо я так внезапно перешиб интересную теіму. Затеем очень буднично, без интонаций почти, произнес: — А-а... Сценарий-то? Так его ж совсем нельзя ставить, бог с вами. Даже и думать нечего. — В самом деле? — Ну, разумеется. Это ведь надо организовывать специальную ки­ ногруппу, а где столько актеров взять, как с ними репетировать, из каких фондов иім платить? Когда сочиняли, небось не подумали? Фигня все это. Вместо «фигни» он употребил смежное по смыслу слово, которое я затрудняюсь цитировать. «Нечего сказать, содержательный у нас раз­ говор»,— подумал я. Значит, это и есть все, ради чего я сюда шел. Зачам было отнимать у меня время? Свое мнение, слово в слово, он мог передать Галке, и та добросовестно бы его пересказала, между двумя затяжками сигареты. Я был сбит с толку. Впрочем, о.н тут же прибавил: — Хотя пишете вы, в общем, тепло. Это радует и... — Греет? — А чело вы улыбаетесь? Мне, во всяком случае, было интересно. Хорошо, если бы вы для нас сделали еще что-нибудь... Но попроще... И знаете, не так много слов. Нам меньше бы трепотни, а больше нагляд­ ности — и славненько было бы. Он спросил, какие темы могли бы заинтересовать меня. Я назвал несколько, в том числе упомянул про эскизы Н. К. Рериха к «Весне Священной» Стравинского. — Стравинский? Ух ты. Интересно. Я о нем вроде что-то слышал, а музыки совсем не знаю. У вас не нашлось бы что-нибудь о «еім почи­ тать? А где он сейчас? Жив? Помер? А что пишет? Я на него уставился, озадаченный. Неужели этот чудак хочет, чтобы я ему вот сейчас, не сходя с места, прочел лекцию о Стравин­ ском? Он заметил мой взгляд, смутился, убрал локти со стола. Мы встали почти одновраменно. Выходя за порог, я оглянулся на пустое пространство его сирот­ ского кабинета и подумал, что люди все-таки должны сюда приходить; не может быть, чтобы в кабинете шефа вовсе не бывал народ, но откуда этот тамный налет одиночества — в тускнеющих на вечернам свету бликах стеклянной пепельницы, в пустынной глади подоко.нника, в стульях, каких-то неприятно новых, будто недавно покрытых лаком? Расставаясь, мы условились о новой встрече. Но я уже чувствовал почти наверняка, что с моим авторством в документальном кино ниче­ го путного не выйдет. Так и получилось. Написать-то я написал, но пос­ тановщики протянули волынку, потом не могли достать иллюстраций, потом переиначили и урезали сценарий, но и по урезанному ничего сде­ лать не смогли (чему я, признаться, был рад). Но с Фомой Алексеевичем мы продолжали видеться — иногда у него на работе, но чаще дома. Дамой он приглашал меня очень любезно и охотно, но, странное дело, и в его доме у меня опять-таки не исчезало чувство изолированности, отгороженности, даже угркымости, которое неизменно связывалось с присутствием Фомы Алексеевича. ■Домашние не заглядывали к нему, когда мы беседовали в его комнате. За угоще­ нием он ходил на кухню сам. Я знал, что где-то в квартире есть еще жена и дети и что чем-то своим, обычным они вроде бы должны быть заняты, но никакого постороннего шуіма, никакой веселой домашней возни из других комнат не было слышно.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2