Сибирские огни, 1985, № 12

территории, затем поочередно атомной, водородной и нейтронное бомбами. Небеса начинены спутниками-ракетоносителями, а чем начинены ракеты, даже я не всегда знаю, но того, что знаю, достаточно, чтобы сойти с ума. Знаменитые космолазеры тоже очень пикантная штука, Благодаря им ракеты выходят из моды. Гении всех времен мечтали научить человека «ваять самого себя». Теперь он может сделать себя в течение нескольких минут кем угодно — буйным животным, всхлипывающим кретином, безмолвным расте. нием... Это несложно — просто надо знать, какую ампулу взять и куда впрыскивать.' А можно просто распылить жидкость в воздухе или добавить в воду. Человек давно перестал быть тем, чем создал его бог. Человека сейчас легче отравить, предложив ему натуральную пищу и воду, дав ему дышать чистым воздухом. Он пропитан вещест­ вами, которые волей-неволеіі поглощал в течение многих поколений. Оц превратился в живую реакторную колонну...» Нитка записи медленно скользила в прорези кассеты, и мне все время хотелось заорать; «Ты не на лекции! Давай живее!» «Человек привык жить в страхе. Наше с тобой поколение не пом. нит дня, когда бы нам не напоминали, что укрыться от артналета негде, Даже пятикилометровая шахта не спасет... В пятидесятых годах двадцатого века у нас резко поднялся уровень самоубийств — страх перед атомной войной..В восьмидесятых люди уже начали бороться, чтобы не стать полигонными куклами. Но не всем по силам терпеть побои полиции, клевету газетчиков. Нас издавна приучали, чтобы каждый боялся сам за себя. Страх стал привычным состоянием, как повышенное содержание фенола или ртути в костях, Он уже не исчезал — просто переходил из одной формы в другую. В распоряжении человечества оказалось теперь два спасительных сред, ства — взрывчатка и детонатор...» Как ни странно, я был готов к последней фразе. Все уже выстрои­ лось в одну законченную, стройную и ясную картину. Снати продолжал- говорить, и я решил выслушать его до конца; он был одним из обви­ няемых,що'имел право и обвинять. «...Нас с тобой это касается больше других — среди исчезнувших при взрыве — больше девяноста процентов НАШИХ РОВЕСНИКОВ] Может, потому, что восьмидесятые годы были особенно загрязненными как экологически, так и психически. Но именно НАШЕ поколение отве­ чает за все, и именно оно становится живой бомбой, взрывающейся при повышении обычного уровня страха— Исследованиями и анализами я это подтвердить не успел. Но твои коллеги, даже самые тупые, догадаются об этом... Отказаться ра. ботать с теми, кто распоряжается моей жизнью и трудом, слишком сложно. Открытие станет служить. Быть при этом я не хочу. Говоря по чести, неуверен — смогу ли я не стать соучастником преступлений, дела? научные открытия. А что говорить о громадной массе тех, кто честно выполнял свою долю работы, не зная, чем она обернется! Лаборанты, техники, наблюдатели, конструкторы, заведующие отделами, теоретики и радиомонтажники, стеклодувы и приборйсты! Что я могу против этой разросшейся, почти безликой громады? Где головы, которые надо рубить, шеи^ которые надо прижигать раскален, ным железом, чтобы вновь не выросла оскаленная пасть? Все, что ? могу — уйти. Прощай, Артур. Желаю тебе выжить»... Снати замолкает. Я уже собираюсь выключить минифон, но снова его голос: «А все-таки я тогда закинул мяч. Я не был вне игры. Судья оказался подонком’ й подсуживал. Помнишь, Артур? Это был мой лучший мяч»... Надо было торопиться — Снати был прав — меня сочтут сума, сшедшим, если узнают, чем я озабочен. Меня уберут тут же, а моим .данным;дащо інайдут примрнецие-