Сибирские огни, 1985, № 12
и шепотом ругался. Солнце за окнами передвинулось, попадало в глаза и ярко-бело отблескивало на дюрали. — Встань чуть левей,— попросил Пантелеймон. Толя работал безо всякой усталости, колотили колотил, уже го раздо уверенней, и поучать его приходилось меньше. Хваткий парень! Пантелеймон всегда знал, что из него должен выйти толк. И пятое простучали, проверили шаблоном. Нормально. — Ну что, еще одно успеем? — весело спросил Толя. Он стоял, поигрывая молотком. Рукава засучены высоко, рубаха с одной стороны вылезла из-под ремня брюк, на потном лице — густой крепкий румянец. Сейчас Найденову только подавай — разошелся! — Нет,— вздохнул Пантелеймон, трогая поясницу и осторожно прогибаясь.— До конца смены должны в самый раз успеть. Ну как? Работенка-то? — улыбнулся он. — Отлично! — сказал Толя, нагибаясь к куртке и доставая си гареты. — Мог бы и после обеда,^— нахмурился Пантелеймон.— Зря на- тощак-то. Жениться-то не надумал? — спросил добродушно. — Да пока еще невесты нет, не подыскал. — А бежать-то отсюда не собираешься? — Да хотел вообще-то,— кивнул Толя.— Думал, вернусь из армии, шоферить пойду. А сейчас что-то не тянеть Не знаю. Мать хочет, чтоб в институт поступал. — А ты? — Не хочу,— мотнул головой Толя. — А чего хочешь? — Черт его знает,— пожал плечами Толя и задумался на мину ту.— Ну, вообще-то,— проговорил неуверенно,— если б работать, и знать, что это надо... и знать, за что работаешь, как вот сейчас...— он улыбнулся смущенно и благодарно посмотрел на Пантелеймона. — Тогда, считай, тебе повезло! — рассмеялся Пантелеймон.— Та кой работы тебе до пенсии хватит, даже останется. Ты вот что... Давай- ка, дуй в столовую... На,— он достал из кармана штанов железный рубль, протянул,— занимай очередь. Припоздаю, так возьми, чего и себе. Толя сунул рубль в карман, подобрал куртку, закинул ее на плечо и пошел с участка, на ходу покуривая. Пантелеймон с двумя молотками в руке пошел к своему верстаку. По пути он кинул взгляд на второй стотонный пресс, маркетный, кото рый уже больше месяца не работал — ползун полетел, надо его менять, да все никак не соберутся. «Значит, завтра,— подумал Пантелеймон,— придется волочь днища на малую штамповку. А там еще неизвестно, когда освободится какой-либо пресс... И на это опять уйдет время...» Он чертыхнулся. После пресса днища предстояло прогнать еще через несколько операций. 10 Шум цеха постепенно слабел. Реже стучали молотки и жужжали пневмодрели, и все ясней слышалось из углов шипение воздуха. Пантелеймон издалека увидел, что Макеева принимает окантовки возле его верстака, за столиком, и шел без особой охоты, медленно подволакивая ноги. Сел, выдвинул ящик, бросил в него молотки и достал специально припасенный лоскут белой ветоши. Он вытер лицо и лысину, и лоскут потемнел от пота. — Я одну отложила,— не глядя сказала Макеева.— Там у вас пятнышко, подотрите его. Пантелеймон полез в ящик за наждачко'й, удивляясь, как Макеева разглядела это пятнышко, ведь оно совсем махонькое. Последние два года Макеева придирается к нему гораздо больше, чем к другим, чем а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2