Сибирские огни, 1985, № 12

Такое настало. как о чуде. а что еиХе будетЬ В «Первородстве» Мартынова характерная для Маяковского и литературы 20-х годов в целом «сказочная» метафоризация осмы­ слена критически. Поэтические представле­ ния о ворвавшейся в жизнь и преобразив­ шей ее «сказке» снижены, низведены до «мненья бедноты» и «мненья богачей». И то и другое — «прошлогоднейшйе ярлыки». Идея советского первородства была мощ­ ным ■ двигателем творчества 20-х годов. У Мартынова она обрела новаторское звуча­ ние. И весомой опорой в его раздумье о жизни, «которую мы создали победно», были эстетические и нравственные ценно­ сти, созданные обществом развитого социа­ лизма. В конечном счете, оказывается, что речь идет опять-таки о преемственности, о генеральных тенденциях творчества о і Ок­ тябрьских дней до нашего времени. -«Разговор с товарищем Лениным», на­ чатый в поэзии Маяковским, посвящен главной правде революции — «огромнейшей переделке» людей» (А. Фадеев^ О форми­ ровании нового человека и мощи коллек­ тивного созидательного труда, движимого коммунистически идеалом, ’ Маяковский «докладывал» воМтю: Товарищ Ленин. работа адовая будет сделана и делается уже. Освещаем. одеваем нищь и оголь. ширится добыча угля и руды... Советская поэзия свидетельствует: тема труда начиналась как Ленинская тема. Праздная мечта о «золотом веке» с его психологией потребительства чужда ком­ мунистическим идеалам. Фальшивым но­ там, «приторному елею», которые так гнев-' но осуждал и неистово отвергал Маяков­ ский в произведениях о вожде, Мартынов противопоставляет суровую и возвышен, ную правду о нашей «державе труда и ее вожде» (А. В. Луначарский): , Льстецы изображать его готовы Едва ли не угодником святым... Нет! Ленин был характера крутого И не сулил мечтателям пустым Чуть ли не завтра века золотого. Еще раз необходимо подчеркнуть: раз­ мышляя о традициях Маяковского в цикле произведений Мартынова о Ленине, вряд ли целесообразно сопоставлять лексические и ритмические рисунки стихов, искать их внешнего сходства. Существенны отноше- ние поэзии к бытию, решимость преодолеть границы между жизнью и поэзией в пости­ жении истории и современности,, граждан­ ская направленность творчества. Здесь бу­ дет правильным опереться на известное суждение А. Никулькова. Согласившись с привычными определениями: Мартынов — поэт-лирик и поэт-философ, приняв в какой- то мере тезис о «рефлективности» Марты­ нова («в определенных соотношениях есть все это в его поэзии»), исследователь, одна­ ко, обратил внимание на то, что поначалу не кидалось в глаза, было в тени сложив­ шихся мнений: «И, пожалуй, на этом фоне как-то непривычно будет назвать Мартыно­ ва поэтом-трибуном, поэтом-публицистом. А я хочу назвать его именно так». Любопытно наблюдение К. Симонова, высказанное еще в 1939 году. Рецензируя историчёские поэмы, Симонов, тоже имев­ ший . определенный опыт в этом жанре, нашел, что «Мартынов вообще иначе чувст­ вует' историю, чем большинство из нас, писателей... Мы,— сожалел он,— искали са­ мых прямых ассоциаций, самых напріашива- ющихся - перекличек...» Действительно, у Мартынова обычно нет традиционного ряда историко-революционных сюжетов и дета­ лей (митинги, демонстрация, знамена, речи, монументы и т. д.). Так, может быть, все- таки надо не сближать Мартынова с Мая­ ковским, а разводить их по весьма удален­ ным друг от^друга поэтическим ипостасям? Но в том-то и своеобычность Мартынова, что он творит не по Маякозсксму и, вместе ! с тем, в русле маяковской традиции. ' В стихотворении «Ленинский проспект» (1960) нет образа вождя в обычном пони­ мании. Здесь нет также изображения проспекта Москвы в каких-то особых непов­ торимых очертаниях и приметах. Наоборот, поэт выделяет, называет только распро- стран'енное, типовое, общезначимое. «Ви­ дишь, всюду вывесок сверканье: «мясо», «рыба», «птица», «обувь», «ткани». Добрый мир». В стихотворении содержится обоб­ щенно-символический образ: Ленинский, проспект — это советский мир, это столбо­ вая дорога доброй и человечной жизни. Очень мартыновское стихотворение. А в ас­ социативном строе произведения есть преем­ ственность с 19-й главой поэмы Маяковско­ го «Хорошо!»: Вьется улица-змея. Дома • вдоль змеи. Улица — моя. Дома — мои. Окна разинув. стоят магазины. В окнах продукты; вина. фрукты... Еще в самом начале 20-х годов Маяков­ ский открыл направление творчества, ставшее магистральным на все времена. В привычный поэтический ряд: о Ленине — значит, об Октябре, России, мировой рево­ люции — он ввел очень личные ассоциации й мотивы: о Ленине — значит, о себе, о решающем влиянии Ленина и Октября на личное самоопределение поэта. Я в Ленине мира веру славлю и веру мою. Позтом не быть мне бы, если б не зто пел — в зрездах пятиконечных небо безмерного свода РКП. В середине 20-х годо.в поэт сказал об этом словами, сразу вошедшими в народное сознание, ставшими крылатыми: Я себя под Лениным чищу, Чтобы плыть в революцию дальше. ' Полнота самых тесных контактов с ле­ нинской эпохой, стремление поверять жизнь