Сибирские огни, 1985, № 12

выпуклостью к окну, и в проходе они серебристо сверкали, а возле мат­ рицы меркли. Перенесли. И шаблоны положили рядом. Пантелеймон постоял у матрицы — кубической, килограммов триста весом, посмотрел в ее сферическое нутро и велел Толе принести шкур­ ки. Сам же сходил к верстаку, взял алюминиевый молоток на .крепкой ручке, испытанный, с бойком ничуть не забитым. Попросил такой же молоток у соседа по верстаку для Найденова. Вернувшись, положил молотки на край матріицы. А Толя принесен­ ную шкурку пополам разорвал и половину ему отдал. — Эх мать!..— наклонился к матрице Пантелеймон. В пояснице у него кольнуло.— Ну как так можно? Матрицу вчера привезли с большой штамповки. Она стояла возле прессов как раз в том месте, над которым протекала крыша. На той не­ деле шли дожди, вода сверху падала в матрицу, и теперь ее полость была сплошь обрызгана пятнами ржавчины. — Накрыть ума не хватило,— ворчал Пан'гелеймон, счищая пятна шкуркой. Толя наклонился с другой стороны и тоже чистил. Подраили, обтерли ветошью. — Н-ну, что? — сказал Пантелеймон, подвязывая ослабшую про­ волоку на поясе штанов.— Начнем, наверное? — он похлопал себя по животу— ничего, крепко! — и посмотрел на Толю. Тот прикуривал торопливо. Коробок в его руке подрагивал. — Да не спеши,— успокоил Пантелеймон.— Минуты две-три мож­ но... Пойдем сядем. Они сели на скамейку у верстаков. Пантелеймон смотрел на двадцать четыре одетых одно на другое днища (двадцать пятое, последнее, они положили рядом набок, чтобы его можно было сразу поднять'и уместить в матрице, не сдирая со сто­ пы), смотрел'и вспоминал, как по молодости такие же днища, когда шли срочные заказы, он оставался делать до утра... В цехе тихо, как н подвале, во всех углах темнотища, только над версТаками — желтый свет. И вот, перекурив с напарником, они склоняются над матрицей, за­ паренные, сонные— и пошел, пошел' перестук молотков на весь цех, гулкий, с эхом!.. Да-а, было время, мог сутки полностью отработать. Он вздохнул, выпрямился на скамейке, погнулся в пояснице. Все- таки поламывало. И усталость во всем теле была. Покосился на Толю. Он курил, сгорбясь на скамейке, и после каж­ дой затяжки то почесывал наморщенный лоб, то пощипывал усы, шмы­ гая носом и беспокойно глядя по сторонам. .Пантелеймон чувствовал; не будь Толя до армии его учеником, от­ казался бы наотрез. Загибал бы и точил всю смену планки, может, и на­ завтра бы оставил. Теперь ему трудно, Пантелеймон по себе знал. Давным-давно, году в пятьдесят четвертом, он тоже загнал в брак целую партию. Но его мастер не держал после этого в опале. Старый одноглазый мастер Тимофеич дал ему в работу другую партию таких же деталей, а сам стоял рядом, своим рычащим голосом давая указания, пока Пантелеймон не сделал детали хорошие. И сразу испарилась не­ уверенность, и больше не было случая, чтобы он запорол целую партию. Да, Тимофеич хоть и резок был, и несправедлив порой, а умел заставить работать в полную силу. Был он из слесарей, глаз ему выбило осколком стальной просечки при испытании штампа. В пятьдесят девятом году Тимофеич умер на проходной, возле турникета. Всю последнюю смену он так же ходил меж верстаков, так же покрикивал, свирепо глядя своим единственным глазом с красным серпиком чуть приопущенного нижнего века... Пантелеймон оперся на край скамейки и встал. — До обеда без передыху! — предупредил Найденова. Толя бросил окурок в отходы и пошел за ним, загибая на ходу ман­ жеты куртки. Взяли на боку лежавшее днище, положили в матрицу. Пантелей-