Сибирские огни, 1985, № 12

на детей, ни на разводы и мутные годы, продолжала верить в свою звез­ ду. А времечко-то ее не ждало. В нагрянувшие сорок в зрачки ее глаз вползла и осталась там до появления Ковина... жалкость. Жалкость и тихо убивающее отчаяние Жалея и спасая себя, Ковин пожалел и Вику. Правы ли, виноваты ли одинокие в своей нескладной жизни, но на каждом, как казалось ему, есть скорбная печать совершенного преступ­ ления перед самим или самой собой и понесенного наказания за попра­ ние любви настоящей, терпеливой, мужественной, самоотверженной и жертвенной, за попрание своего или чьего-то человеческого достоинства. «Сколько же нас, таких жалких, постыдно заурядных горе-героев семейного или любовного фарса, колотящихся теперь щепками на бур­ ных и прекрасных волнах жизни?! Так почему же считается, что зло это якобы их личное? Но как же дорого эти личные фарсы и драмы об­ ходятся всему обществу в целом! И как же все-таки быть таким, как Вика, как он сам, не теряющим надежды честно жить, честно любить, верить в свое право на счастье, верить и бороться за него, несмотря ни на что?! Какой же чудодейственный, благодатный ливень должна пролить судьба на наши, на мои и Вики, воспаленные души и умы, чтобы спа­ сти нас от мучительного зноя и преждевременного увядания, омыть и напоить, вдохнуть новую жизнь и новые силы и смыть следы и прах бы­ лых несчастий?..» У Ковина нестерпимо защемило сердце. «Ах, черт,— ругнулся он,— до чего же колет... до чего же саднит... Да что же это со мной? Какие предчувствия распинают меня перед до­ мом? Светлые? Страшные?.. А я ведь мчусь домой именно за избавлени­ ем от всех этих мыслей и мук». Он; наконец, почувствовал, что на него с сострадательной присталь­ ностью и готовностью помочь смотрит Валентина Николаевна. Но что скажешь чужой женщине, какой бы чуткой и сострадательной она не была!.. Он снова забылся. Ему виделось странно круглое и светящееся лицо Вики. В светло- голубых глазах ее — боль и недоумение: «ДОра! Какой же ты все-таки нестойкий... непослушный! Разве можно так обращаться со мной и с самим собой?! Я ведь знаю, как никто на свете, какой ты бываешь доб­ рый и нежный. Зачем же ты себя... зачем нас вместе губишь? Очень тебя прошу — не думай, плохо обо мне. Я больше не надеюсь завладеть тобой, но я не имею права оставить тебя. Я должна... я обязательно сберегу тебя для твоего же счастья». Грохот поезда по мосту через широкую и глубокую реку отвлек Ко­ вина, но он все видел несущееся в молочном тумане над водой тревож­ ное, умоляющее и прекрасное Викино лицо. Да, оно прекрасное, стран­ ное и прекрасное, как... как восходящее солнышко, которое катится по верхушкам деревьев вслед за поездом. Когда Валентина Николаевна, вернувшись, вновь уложила дочку спать, она мысленно продолжила начатый разговор. Ей хотелось непри­ нужденно рассказывать о себе, а может быть, если получится, и о Вади­ ме Федоровиче. Этот случайный попутчик вызывал доверие и симпатию. Не красавец, не так уж молод, и говорит как бы через что-то в себе, хотя вроде бы и нескрытен... Закрыл глаза, откинул голову и так далеко ушел в себя, будто его тут и нет. Устал? Измучился? Напереживался? Вот ведь как бывает: и хочется, а никак человеку не поможешь... Что-то легкое, тревожно-ускользающее в этом ночном бдении с по­ путчиком заворожило, растормошило Валентину Николаевну. Что-то оттаивало в ней, казавшееся давно и крепко забытым, загороженным