Сибирские огни, 1985, № 11
— Ну, что вы... Н и ка ко го труда... Такие люди, к а к вы, Елизавета Ивановна, ничего не обязаны. — Что вы?! Что вы ? !— всполошилась Старенькая, даже ручками своими худенькими замахала.— Это же ужасно, когда человек никому ничего не обязан. Я не ь'оворю о материальной помощи или физической. К сожалению, в старости это иногда от нас не зависит. Но душевно... духов но... Иначе, к а к же жить?.. Наталья повернулась к Алексею и сказала; — К Елизавете Ивановне все та к же молоденькие учительницы за советом бегают. — Да , да приходят,— снова оживилась Старенькая.— Но они те перь такие уімницы-разуімницы. Все-то они знают, обо всам категориче ское мнение. Только вот к а к с ребятами справиться, порой и не знают. Но мне представляется, с ребятами теперь труднее, сложнее, чем было в мое время. А вы, к а к считаете, Алексей Петрович? Почему-то Старенькая показалась нынче Наталье у ж больно тще душной, усохшей, что л-и. Она сидела, кутаясь в пуховый платок, уто нув в ветхом, таком же, ка к она сама, креслице. Алексей ответил не сразу. — Мне трудно судить. Со школьниками я работаю первый год. Правда, на заводе у меня тоже были ученики. И все же с деревенскими легче. Они привычнее к труду: дровишек наколоть, скотину напоить, картош ку копать... Хотя тоже по-всякому бывает. Вчера захожу в один дом; старуха бабка моет полы, согнувшись, бедняга, в три погибели, а внучка-восымиклассница — здоровенная деваха — сидит перед телеви зором. Старенькая слушала Алексея, ухвативішись за подлокотники крес ла, даже подалась вся вперед. — Алексей Петрович, вы не сделали ей замечания? — спросила она. Алексей потер подбородок, покосился на Наталью и, смущенно кашлянув, сказал: — Да нет, наверное, педагог из меня никудышный... А Наталья Ивановна тоже ваша бывшая ученица? — А к а к же! Такая озорница, такая непоседа была.— Старенькая с доброй усмешкой взглянула на Наталью.— Ты у ж прости за откро венность, Наташа. — Чего у ж там,— засмеялась Наталья,— не одной вам крови по портила. — Память у нее была превосходная. Всего «Медного всадника» и «Анну Онегину» наизусть знала. Алексей взглянул на Наталью и, не сводя глаз с ее лица, произнес: — Я тоже люблю, — он, самую малость помедлив, добавил: — Есенина. — Да, вот приходят за советом, а мне, Алексей Петрович, чем даль ше живу, тем труднее давать советы. Теперь я частенько говорю им одно: «Спросите у своей совести». «А если у человека нет совести,— подумала Наталья,— так и без пользы — опрашивать». Старенькая вдруг спохватилась, ка к плохо гостей привечает, и по просила Наталью поставить на плитку чайник. Но Алексей от чая отка зался, сказав, что ему пора уходить. — Сейчас я вас отпущу. Спасибо, что столько времени мне удели ли, и простите мое старческое любопытство. Вы не жалеете, что оставили город?.. «Старенькая-старенькая,— отметила про себя Наталья,— а до все го-то у нее интерес. А потаму, что интеллигенция». — Да я ведь деревенский,— медленно, ка к бы раздумывая, загово рил Алексей,— родился в деревне, в город меня родители вывезли деся тилетним парнишкой. Я та к тосковал по деревне, что, верите, когда меня привезли к бабке с дедом на лето в наше Краюхино, так я первым делом помчался на луга и таім кинулся лицом в траву... Так полдня и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2