Сибирские огни, 1985, № 11

— Л е гко ты рассудила... А ну ка к у тебя сейчас отнять Викусю и Витусю, ка к у меня отняли Олежку и теперь вот Золотоволоску отнять вознамерились, что бы ты делала?.. Ты не молчи! Скажи, скажи... Марина безмолвствовала: она представить не могла, что подобное детоотступничество, детопредательство возможно в их семье. — Н у да, ну, да, чужое горе всегда просто, пока себя на место по­ павшего в беду не поставишь. Так каково же мне?! Будь Рита круглой . сиротой, — счастливей нас, может быть, никого бы и не было. Но вокруг нее стена родственников, подружек вроде Галки и всяких блашейстеров. Это ж современная обывательская мафия, у которой свой уклад жизни, своя мораль, свои неписаные законы, а мне и опереться-то, кроме друзей и детей своих, не на кого. И не на что. Закон-то. наш о браке и семье — романтический, женолюбивый, для мужчин весьма одиозный. Но нельзя же сейчас, когда до светлого будущего еще ох ка к далеко, руководст­ воваться мечтою завтрашнего дня и под одну гребенку причесывать всех мужчин и всех женщин! Нет, не любовь защищает ныне наш, идеали­ зирующий всех женщин кодекс, коль предоставляет полные права и тем из них, кто исповедует зло, кто оброс, ка к коростами, мелкобуржузными пережитками и супермодными рационалистическими нажитками, кто топчет любовь и долг, отцовство, да и материнство. А ну, если бы по закону высшей коммунистической нравственности мне, ка к любящему отцу, не предающему ни любовь, ни дочь, ни жену, оставили Золотово­ лоску, а Рите выдали бы исполнительный лист на алименты в четверть всех ее заработков?! Да Рита в первую же ночь после суда стояла бы передо мной на коленях и проклинала бы мать и отца, всех дедушек и бабушек, кто воспитал ее та к и надоумил разводиться. Я с двадцатью пятью процентами алиментов дахсе по горло сытой и обарахленной Рите оказался не нужен. Сколько бы и чего бы у нее ни было, ей все мало. А ксыму же я буду нужен с тридцатью тремя или пятьюдесятью процентами? Что же, та женщина, которая встретится мне в будущем и, скажем, будет идеально верной и любящей, что ж она должна питаться святым духом и ходить в рубище?! Или она не захочет иметь детей? А если они у нее уже есть, то ка к же мы все будем кормиться, одеваться, ка к нам тогда жить? Что же мне-то осталось от щедрот современной свободной любви? Любовницы потасканные? Сожительство? Визитные браки? А если я не хочу или органически не способен размениваться? Что же мне теперь делать? Стреляться? Вешаться? Топиться? Но ка к же тогда жить Золотоволоске и Олежке? Какое же тут равенство между мужчинами и женщинами в семей­ ном праве? Давно уже пора ставить вопрос ребром об эмансипации мужчин . Что же, к а к не отметенное историей человечества, господство­ вавшее когда-то материнское право возродил наш кодекс о семье и браке и дискредитирует мужчин, превращает их в бесхарактерных женоугод- ников? А мы эти перекосы все еще по инерции списываем на войну, когда женщина вынуждена была быть и бабой, и мужиком в од­ ном лице. Таких страдальцев по чужой и недоброй воле, ка к я, ныне тысячи и тысячи. И что же, все это — на пользу детям? любви? семье? госу­ дарству? или предавшим нас и своих детей женщинам? Возьмем мою первую благоверную, Люду. Что же она — встретила новую, все очища­ ющую и все оправдывающую любовь? Или успела создать новую, до умопомрачения счастливую семью? Увы! Седьмой год идет, ка к она одна. Пусть я был плох: ну, максималист, идеалист, в некотороім роде неудачник от науки, не хватающий с ее неба звезд, но где л<е другие: хорошие, покладистые, послушные, обеспеченные, удачливые мужья этой белокудрой и белолицей красавицы? Таковые, ка к оказалось, на дороге не валяются. Из перепробованных ею художников и проповед­ ников свободной любви таковых не нашлось. И, видимо, только поэтому у нее резко сдало сердце. С тех пор, ка к у нее умерла и мать, сиделкой