Сибирские огни, 1985, № 11

«Мне, спасибо ей и вам, не лучше. А через месяц, если она выложит что-нибудь новенькое, по-новенькому и поговорим». И после этих моих слов теща не намеревалась уйти. М ягким , со­ страдательным, ну прямо-таки материнским голосом она проговорила: «Не делай глупостей, ка к Рита. Что поделаешь. Юра, если у нас с тобой судьба, видно, такая. Я ведь тоже угождаю во всем Иоанну Иосифовичу. Я тоже со всем долго мирилась, что бы он ни вытворял, но ведь живем же..,» «Живите, миритесь, угождайте, Мария Степановна, а я не могу, не имею права. У меня ко всему прочему есть сын. Увидя меня хоть однажды униженным, он перестанет считать меня отцом. Такой кары сыновней я не желаю. Рабского благополучия семейного — тоже». Вскинув рюкзак, я вышел. Душа и вовсе взыграла: миллионный город вокруг, а рядом со мной ни одного близкого, родного человека! А к любящей душе прильнуть хотелось нестерпимо. Без этого, казалось, и до вокзала не дотяну, грохнусь где-нибудь от разрыва сердца. Не соображая еще зачем, остановил такси, и когда водитель спросил: «Куда едем?» — я ответил: «К сыну!..» Лицо мое, видно, сохранило все следы крайнего потрясения^, и пер^ вая жена, запоздало метавшая громы и молнии, узнав о моей новой женитьбе, клявшаяся перед приезжавшими родственниками моими, что я никогда больше не получу родного сына, без звука собрала в дорогу прильнувшего ко мне Олежку. Через две недели Рита прислала письмо, звала домой, но я уже не мог радоваться. Я знал: того, кто родится у Риты, у меня рано или позд­ но отнимут. Нам дали квартиру, и мы переехали от родителей, аборта Рита не сделала, родила дочку, и мне досталось сколько-то лет побыть ее от­ цом, какой есть в каждой благополучной семье. Сам я никогда^не знал отца. Мне шел девятый месяц отроду, когда его призвали на войну. К а к же я мог обездолить и второе свое дитя, если я жив-здоров и меня пока никуда не призывают?! Вот, собственно, и вся моя житейская драма со второй женитьбой. Дочке пятый годик, и ее у меня отнимают... Что же касается выводов из всего сказанного, то они следующие. Я категорически против развода. Я люблю дочку. Люблю, ка к все на свете порядочные отцы любят своих детей. Не безразлична мне и судь­ ба жены. Личность она пока не самодостаточная, живет и поступает по образцаім закостеневших в ней чужих мыслей, чужих советов и импо­ нирующих ей чужих семейных укладов. Останется она такой же, ка к ее родители и родственники, опьяненной до мозга костей цинизімом рас­ судочности и бессердечия, она загубит жизнь дочери. Какой же любя­ щий отец я буду, если позволю кому-то искалечить судьбу дочери? Я проклинаю всяческую любовь для любви, всяческую любовь по расчету! Я за любовь, которая позволяет быть счастливыми всем: и тем, кто любит, и тем, кого эта любовь порождает. Настоящая лю­ бовь в наше коммунистическое врѳмя ни на ком и ни на чем паразити­ ровать не должна». В зале заседаний, кроме Ковина, было восемь человек, но страстный исповедальный монолог его прозвучал гласом вопиющего в пустыне. Суд, посовещавшись, дал сторонам двухмесячный срок для примирения. М я гко говоря, суд уклонился от разбирательства, предоставив погряз­ шим в противоречиях супругам самим выпутываться из них. Сколько Ковин ни пытался, вести с женой какой-либо диалог было невозможно: она с ним не разговаривала. Каменная, ледяная неприступнгэсть жены остудила всякие прими­ ренческие надежды. Видел он: между ними заговорщицки-молчаливой 31