Сибирские огни, 1985, № 11
— Так... так... Какой диагноз, вы говорите, ставили вам еще в школе? Диагноз этот Ковин с восьмого класса помнил слово в слово, ка к не мог не помнить когда-то в детстве о протершейся пятке у валенка, из которого то и дело высовывалась соломенная стелька. Без старшего брата, уезжавшего в МТС ремонтировать трактора н комбайны на це лую неделю, он не знал, чем и ка к починить несдюжившую пятку, но ' продолжал ходить в школу, не помышляя об играх и катаниях с маль чишками, у которых валенки были целехонькие. Собственное сердце представлялось Ковину тем самым подкачавшим валенком, который больше всего на свете хотелось «починить». — Да... да... похоже на недостаточность митрального клапана, но теперь еще и дистрофия миокарда. Одевайтесь! Ковин не сдержал недоумения: — Но к а к быть-то с этой дистрофией? Что за жизнь под постоян ным страхом! Неуійели ничего нельзя сделать?! — Некрасиво так раскисать, молодой человек! Колотье в сердце от маловразумительных внутренних напряжений, неврозов, плохо под дающихся медицинскому воздействию. Кардиограмма ваша не так, уж тревожна. Наступит ухудшение, приходите! Не досаждал больше Ковин обидами собственному сердцу, решив, что оно такое дано ему, видно, для того,^ чтобы уберечь его от всяких низменных излишеств и злоупотреблений: от выпивок и перееданий, от лени и прелюбодеяний беспечно здоровых и беспечно живуших. Толь ко светлый ум, благородные цели или, наконец, ослабленное здоровье могут защитить человека от всего этого. Жизнь научила его осознавать собственное сердце не недругам, а другом, и он, ка к мог, берег и щадил его и винился постоянно перед ним за то, что, сколько ни принимался, не м о г бросить курить. Ни в одну из больниц он больше не обращался, врачевал сердце вечерними прогулками, купанием, лыжами, утренней гимнастикой. Это го было мало, но он не хотел натолкнуться еще раз на инопланетянку или инопланетянина в белом халате, не рисковал попасть в графу со циальных недугов. Кьсчастью, случилось так, что о его беде прознал от родителей Ш ури к Мехоношин: «Юра! Дружище! Не майся больше и не дури. Достань путевку в ваш пригородный санаторий. Он ка к раз по нужному тебе профилю специализирован. Там работает мой бывший со- кашник, он и врач толковый и ка к человек на все сто. Он поможет при вести в норму твой захандривший мотор. Я еіму напишу. Не добудешь сам путевку. Гена поспособствует. Мы с ним когда-то та к же корешили, ка к и с тобой. Вот пока все, что я могу для тебя сделать...» В санатории Ковин оказался впервые. И вот там-то его сердце, взятое под контроль неравнодушным врачам, принужденное к ежеднев ной утренней гимнастике и бегу, к купанию и загоранию, к кислородным ваннам и коктейлям, к лечебным-душам, волейболу, вечерним купаниям, танцам и прогулкам перед сном, дало бой дисторфии, всяческим внут ренним напряжениям и неврозам. Болели мышцы, руки, ноги, болело все тело, а сердце чувствовало себя вновь на свет народишимся, вернее, чувствовалось все, кроме сердца. И если бы не готовящееся второе предательство, если бы не оче редной крах семейной жизни, сердце и поныне стучало бы достаточно імолодо и здорово. Пройдя второй раз через бракоразводный процесс, отмеченный мстительной клеветой и расчетливостью истицы, привычной однобо костью в пользу женщины судебной практики, Ковин запоздало уве рился: нервы — вот самый таинственный и главный ключик к человече скому здоровью и прежде всего к здоровью сердца. Нервы, а значит, и семья! К то же и что же, в конце концов, есть такое Рита, родная жена- истица? Причина гнева и мести ее заключается в том, что он, Ковин- муж , не согласился стать безропотной тенью, исполнительным роботом 25
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2