Сибирские огни, 1985, № 11

нашла в себе силы быть,, ка к прежде, шутливой, пытливо-наблюдатель- нои, радоваться детям, внукам и правнукам. Лишь когда пришло время Юрию собираться обратно в город, мать попросила, не сетуя, не укоряя: — Я понимаю, сынок, тебе недосуг разъезжать взад-вперед так ты хоть пиши чаще, не ленись. Ну, что тебе стоит две-три писульки в месяц отправить про то, что жив-здоров, что у тебя все хорошо, и так же про внука, а то я каждый день почтальонку караулю, ка к когда-то от отца с фронта весточку ждала. Ты вот это помни. С безутешно щемящим сердцем уезжал тогда Ковин. Особо виниться ему вроде было не за что. Он любил мать, но свидетельств и до­ казательств сыновней любви могло быть несравнимо больше. То весеннее щемящее раскаяние отозвалось вдруг прежней болью усилилось жалостью к неудержимо стареющей матери, да так что накипели слезы, а перехваченное горло судорожно дернулось. «Что теперь поделаешь, если матери восемьдесят»,— горестно дуімал он, промокая носовым платком выступившие слезы, а когда отвел его то натолкнулся на пытливый, недоуменный со сна взгляд попутчицы! Он не смутился перед ней из-за своей минутной слабости, а лишь опус­ тил глаза, спрятал платок и отвернулся к окну. Сквозь неловкость, в которой невольно оказался, пробилось любопытство: странное, редкое сочетание — благополучная и неравнодушная. Красивая и простосер­ дечно сострадательная. Кто она? К а к жила, если сберегла столько чуткости и нерасплесканности? Всегда умела сострадать или жизнь научила? Пусть я физионоімист никудышный, но рядом с ней хорошо и нГд уш е нарочно кто подсадил ее ко мне, чтобы посветлело одернул его: ну почему я такой неисправимо прекраснодушный? Может, она нечаянно поомотвела, может, ей почу­ дилось что-нибудь во сне. Что ей до меня? Вон она уже снова дремлет вот и пусть себе дремлет. ’ Порыв к доверчивости привычно был отринут... Ах ты боже мой р^к порой кружит голову блажь! К а к удивительно она обманчива* Жизнь научила этому капитально. Даже доверие к друзьям далеко не во всем оправдало себя. К а к настойчиво, второй год кряду, приглашает к себе Володя* Он хоть и Любомудрый, но родился и вырос в Сибири, и потому даже в осияннои Гоголем Полтаве ему не по себе. Хохол-то он хохол, сало и г а л ь к и любит, но и они не вытеснили тоску по сибирским просторам 110 сибирскому добродушию, по нелукавой простоте и бесхитростности далетах предкоГ^"^ РОДины, что-то крепче удержало его на земле А коль за Волгу заехать, ка к минуть Ш урика Мехоношина? С ним будучи старшеклассниками, сдружились. Ш урик медикам стал, хирур­ гом. Успехам Шурика радовался, а тот возьми и подайся, ни с того ни с сего, в армейские лекари. Поначалу полагал, что Ш урика призвали ка к и любого другого военнообязанного, но тот, приехав однажды из соседнего города, за дружеским застольем пояснил: — В армии, Юра, мне карьеру будет проще сделать. Там меня оденут, обуют да и еще оклад приличный дадут. На гражданке я долго бы еще перебивался с хлеба на воду, и неизвестно, стал ли бы хирургам первой руки. Не хочу я на всю жизнь законопатить себя в какой-нибудь районной больничке, ка к ты себя в школе. Ну, завучем, директором в крайнем случае заведующим районе станешь — и вся перспектива! На том и расстались, и больше не встречались. Послужил Ш урик, помотался по белу свету, и нынче уже не хирург и не военврач, а почти что «чего изволите»— начальник военного дома