Сибирские огни, 1985, № 11

скую хрустальную люстру, огромную, будто глыба льда», то гараж возводит, потом^да- чу... Живописуя снабженческие похождения своего героя, Г. Емельянов создает, однако, образ отнюдь не фельетонный, и не только иронией и сарказмом исполнены страницы, посвященные Акиму Бублику и его пред­ принимательским авантюрам. Вот автор, оборвав рассказ о том, как его герой всеми правдами и неправдами добывает арабскую стенку, приоткрывает вдруг одну страничку из его прошлого. Мы узнаем, как однажды, в далеком детстве, отец привел маленького Акима в столярку, где работал его давний знакомый Игнат Сыромятников. « — Вот, Игнат,— сказал отец со смуще­ нием,— парень самокат хочет иметь, я у ме­ хаников подшипники достал». И Игнат Сыромятников, бывший горновой, «списанный из доменного цеха по причине слабого здоровья», сказал: « — Если парнишка загорелся, пусть сам тут вот строгает и пилит». И Аким под руководством старого рабо­ чего (сразу, кстати, разглядевшего в маль­ чишке и смекалку, и хватКу) приступил к делу. «То были славные дни. Самые, наверное, славные в жизни. Самокат Аким делал с месяц и не торопился, потому как столярни­ чать ему нравилось, он даже засыпал с мыслью, что назавтра все повторится». Но не суждено было Акиму осуществить свою детскую мечту. «...Однажды прибежала мать, отлаяла доброго Игната за то, что тот привечает сына, и препроводила своего ненаглядного пинками прочь, приговаривая по дороге; сам всю жизнь горбатится (она имела в виду столяра) на черной работе и молодежь тому учит. Своих деток небось в столярку не водит, чужих эксплуатирует. «Чтоб ни ногой больше сюда!» Есть в этой сцене, написанной, кстати, без всякой ироний, а скорее с болью и горечью, что-то от известного эпизода из «Сна Обло­ мова», где родители Илюши вот так же, силком, загоняли ребенка в дом, строго- настрого запрещая ему играть в снежки с дворовыми мальчишками, вообще с ними водиться. Г. Емельянов дает нам тут воз­ можность лишний раз убедиться, насколько еще живуче и по-прежнему заразно это явление, названное в честь обитателей зна­ менитой Обломовки. Ведь обломовщина — это не только, лежание на диване целыми сутками, не только парение в облаках' до­ сужих мечтаний. У обломовщины есть и активная функция — подавление в человеке самых лучших, самых прекрасных его за­ датков, замена их дурными, порочными наклонностями. Именно так и поступила деспотичная мамаша Бублика со своим чадом, отбив у него сначала раз и навсегда охоту к труду, а затем привив ему стойкое отвращение к честной, нормальной челове­ ческой жизни. «Взлелеянный», опекаемый своей пробивной, «умеющей жить» мамень­ кой, Аким и школу благополучно закончил, и в институт пролез, а после института сра­ зу подался в снабженцы... Г. Емельянов, как уже отмечено, йло высмеивает своего героя, выставляет в самом, неприглядном свете все его «тайны», связанные с доставанием пресловутого дефицита, с едким сарказмом повествует о многочисленных злоключениях' героя, возникающих на почве общения с разного рода влиятельными людьми, ибо «общение» это нередко напоминает самое откровенное холуйство, желание услужить, угодить любой ценой. Но есть в сатире Г. Емельянова и изрядная доля горечи, боли за человека. Ведь писатель прекрасно М видит, что люди в погоне за всяким «дефн- * цитным хламом» не только теряют свое человеческое достоинство, но и отчуждают­ ся, отъединяются друг от друга, утрачивают всякий интерес к себе подобным — даже к своим родным, близким, друзьям детства и юности. И страшно, что это для иных наших сограждан стало уже нормой, и становится понятным весь горький, символический смысл самого названия повести. «Арабская стенка» — по сути, одна из тех стен, из тех «железных» перегородок, которые разделя­ ют, отчуждают людей друг от друга, а всех подобных Акиму Бублику вообще изолиру­ ют от всего остального мира, лишая их, в конечном счете, самого главного богатства — «роскоши человеческого общения» (Эк­ зюпери). Повести «В огороде баня» и «Арабская стенка» показали, насколько силен Г. Емель­ янов именно в жанре бытовой сатиры. И, казалось бы, тут сам бог велел писателю работать именно в этом направлении. И, честно признаться, я в заключение данного очерка хотел выразить пожелание, чтобы Г. Емельянов и далее подтверждал эту -. і свою высокую квалификацию по части са- ^ тирического бытописательства, чтобы так же остро ставил и так же тщательно исследо­ вал эти непростые, многообразные, парадок­ сальные проблемы нашего сегодняшнего бы­ тия и нашего, увы, далеко еще не благо­ устроенного, не отлаженного быта, как вдруг появилась новая повесть Г.. Емельянова «Проснитесь,,скитальцы!» (1985) с недвусмы­ сленным подзаголовком «фантастическая». Не буду скрывать, к чтению этой повести я приступил с некоторой настороженностью, хотя вместе с тем стремился быть предель­ но объективным и беспристрастным. В' конце концов, это даже и неплохо, что автор сно­ ва берется попытать себя в жанре, который не принес ему, мягко говоря, особых лав­ ров. Ведь упорство, настойчивость, стрем­ ление во что бы то ни стало одолеть мате­ риал, который не сразу дается, сопротивля­ ется,— качества не только похвальные сами і по себе, но и необходимые всякому пишу­ щему... К сожалению, вынужден сразу, без обиня­ ков заявить: и эта, третья, попытка, этот, третий, «выход» на фантастику не увенчал­ ся успехом. А причина, увы, все та же: писатель опять рошел по проторенному пу­ ти. Прежде всего весьма и весьма неориги­ нальна сама фантастическая коллизия, по­ ложенная в основу повести. По сути, все происходящее в «Проснитесь, скитальцы!» есть не что иное, как вариация на тему известной повести «Старик Хоттабыч». Судите сами: некий инопланетянин, которого в дальнейшем земляне на­ рекли Федором Федоровичем, прибы­ вает ка нашу планету и, столкнувшись с целым рядом недостатков, недоделок, | несправедливостей, начинает рх в спешном порядке устранять. Причем как и старик Хоттабыч, Федор Федорович творит свои чудеса из добрых побуждений, но большин­ ство его благодеяний, как правило, обора-