Сибирские огни, 1985, № 11

и со Стругацкими, и с И. Ефремовым, и с А. Казанцевым, и с Р. Брэдбери, и с А. Кларком, и с А. Азимовым... Но еще большая беда в том, что' все эти чудеса, ужасы, невероятности не порождают каких- то принципиально новых идей — ни фан­ тастических, ни философских. Похоже, Г. Емельянов и сам это прекрасно понял, сам пришел в итоге к выводу, что «ответ» его повести сходится с ответами многих других фантастических сочинителей. Не­ даром повесть заканчивается забавным эпизодом, полным откровенной иронии, а точнее даже сказать, самоиронни. Герой-, рассказчик решает навсегда остаться на Синей планете, чтобы передать ее несчаст­ ным обитателям весь богатый жизненный опыт Земли. И вот с чего начинает он этот «курс обучения»: «В горах я нашел огром­ ный плоский камень и примитивным инстру­ ментом — зубилом,— как жрец седой древ- ■ йости, сбивая в кровь руки, пишу: «Истины стареют, как люди. Имя бога — вечность. Познавая мир, мы приближаемся к богу, быть добрым труднее, чем быть злым. В здоровом теле — здоровый дух. Помогать слабым — значит делать их силь­ ными. Перед, едой овощи мой кипяченой водой. Камень большой, и время у меня, повто­ ряю, есть». Справедливости ради следует отметить, что Г. Емельянов все-таки предітринимает попытки как-то развить, чем-то обогатить общеизвестные фантастико-философские идеи. К числу таких попыток относятся проходящие через всю повесть, звучащие во многих главах ее размышления героя- рассказчика о необходимости ценить не только интеллектуальный, но и эмоциональ­ ный опыт предков. Человечество, к которо­ му принадлежит герой,— это человечество далекого будущего, это та са.мая «планета людей», которая достигла полного совер­ шенства в своем развитии, ибо на Земле нет ни войн, ни голода, ни тяжелых недугов, никаких социальных язв и пороков... Но, как выясняется, это абсолютное благоден­ ствие лишило людей целого ряда ч е л о в е ­ ч е с к и х качеств, которыми обладали их далекие предки. Люди, например, разучи­ лись испытывать чувства жалости и сострадания — по той простой причине, что на благополучной, процветающей земле некого жалеть и некому сострадать. Но че­ ловек, у которого «заминусованы» эти чув­ ства, не может быть вполне нравственным, по-настоящему добрым. Именно к такому выводу и приходит герой, когда, попав на далекую Синюю планету, сталкивается ли­ цом к лицу с нищетой и несправедливостью, которые сразу наполняют все его существо этими давно забытыми чувствами — состра­ данием и соучастием. И он со всей очевид­ ностью начинает понимать, что совершен­ ному, достигшему, казалось бы, полнейшего благополучия и процветания человечеству грозит немалая опасность. Если земляне не возродят в себе эти «чувства добрые», если не овладеют снова наукой сострадания, то им грозит своего рода нравственная ги­ бель— полное и окончательное превращение в абсолю.тных рационалистов, в «сверхин- .теллектуалов». И беда, опасность здесь не только в том, что так называемый «чистый интеллектуал», совершенно лишенный - эмо­ ционального начала, может обратиться в злого гения, но еще и в том, что жизнь без эмоций, без каких-либо волнений, пережи­ ваний, страстей,—- есть жизнь скучная, тусклая, по сути, бесцельная и никчемная. Но опять же, если вдуматься, напрячь память, снова приходит на ум немало ана­ логий — и из той же фантастики (вспомним, с каким сарказмом общество «чистых интел­ лектуалов» было высмеяно еще Г. Уэллсом в романе «Первые люди на Луне») и, что может показаться на первый взгляд несколь­ ко неожиданным, из вполне реалистической прозы. Ибо главная мысль повести — о необходимости гармонии интеллекта и эмо­ ций, о том, насколько гибельно для челове­ ка однобокое, сугубо «умственное» разРи- тие,— есть, в сущности, «аранжировка» давно известной, достаточно разработанной в современной прозе теМы бездуховности, нравственного оскудения. И тут невольно возникает вопрос: а стоило ли автору ради этого устремляться в космические дали, не проще ли было бы развивать' и разрабаты­ вать эту тему, не отрываясь от нашей матушки-Земли? Благо всевозможных сюжетов на данную тематику — в том числе и самых невероятных, едва ли не фантасти­ ческих — повседневность наша поставляет в изобилии. Трудно утверждать, задавался или не задавался Г. Емельянов таким вопросом, но факт остается фактом: после двух фан­ тастических вещей из-под пера его одна за одной вышли две прекрасные реалистиче­ ские повести — «В огороде баня» (1978) и «Арабская стенка» (1980), две блестящие современные сатиры, которые, смею утвер­ ждать, являются лучшими из всего и.м написанного на сегодняшний день. Причем на сей раз в таком резком жанровом «пере­ паде» — переходе от фантастики к-бытовой прозе — не было ничего внезапного. Скорее, здесь все вполне закономерно и легко объяснимо. Сопоставляя «Медный таз из сундука» и «Истины на камне» с последни­ ми повестями Г. Емельянова, без труда обнаруживаешь перекличку их основных, так сказать, идейных мотивов; и там и здесь звучит тема бездуховности, нравствен­ ной недостаточности. Только ее^и в фанта­ стических вещах эта тема, как уже было отмечено, прозвучала «вторым голосом», неоригинально и по большей части деклара­ тивно, то здесь, на сугубо реалистической «закваске», она получила истинно художе­ ственное воплощение. В этих повестях во всем блеске проявился талант Г. Емельяно- ва-сатирика. Не стесненный на сей раз ни жесткой схемой «производственного рома­ на», ни рамками автобиографической прозы, ни условностями научной фантастики, Г. Емельянов, что называется, расправил плечи, получил полную свободу действий и показал, наконец, все, на что он способен именно как сатирик, обличитель. Если в предыдущих произведениях («Хочу удив­ ляться!», «Далекие города», «Бабьим ле­ том», «Медный таз из сундука») сатира выступала лишь в качестве беллетристиче­ ского подспорья, использовалась автором от ^Случая к случаю (хотя нередко, как уже