Сибирские огни, 1985, № 11
где-то и когда-то уже встречал заведую щего. Где-то и когда-то... Несколько позже инструктор Виктор Ильич Доронин вдоволь посмеялся, когда услышал от Гурия это предположение, и сказал, что по крайней мере за последние десять лет Савостьянов из города не выез жал, портрет же его Гурий видел на транс форматорной будке или на столбах- высоко го напряжения повыше слов: «Осторожно, смертельно!» Гурий был против такого, жестокого сравнения, но то, что оно доста точно меткое, возразить не мог: Савостья нов имел широкий лоб куполом, темные глазницы и подбородок лопатой, к тому же щеки у него запавшие. Верно, только скре щенных костей не хватает...» И в дальнейшем автор не раз будет да вать нам повод посмеяться и над Кузьмой Кузьмичом, и над иными его «партизански ми» акциями, к которым он прибегает во время нескончаемых своих «мотаний» по району. Но юмор эт о т— не злой, не уничи жительный, он лишь высвечивает, обнажает в герое все го истинно человеческое, «зем ное», что в нем есть и что так влечет к нему других людей. Не вызвать же к себе симпа тии Кузьма Кузьмич не может, ибо это в полном смысле слова святой человек; он — один из тех старых большевиков, чей не уемный энтузиазм, бескорыстие, принципи альность, умение отдавать всего себя делу — стали поистнне легендарными. И пусть Кузьма Кузьмич в чем-то отстал, утратил чувство времени, не сделал поправ ку на те перемены, что произошли в жизни села и в самих людях,— все равно он на всегда останется в памяти всех, кто с ним общался и работал, образцом беззаветного служения партии и народу. Недаром в до верительной беседе с секретарем райкома комсомола Василием Чалым Гурий Лопатин говорит: «Ты не находишь, Вася, что с Кузь мой мы потеряли неизмеримо больше, чем просто труженика на ниве и так далее? Ты не находишь, Вася, что за спиной Кузьмы осталось целое явление, эпоха?» Производит впечатление и фигура Васи Чалого — энергичного комсомольского во жака, в котором есть что-то от лихости, отчаянности, бескомпромиссности комсо мольцев 20-х годов. Однако в Василии Ч а лом, наряду с этими «наследственными» чертами, проявляются и черточки современ ного деляги, стремящегося порой достичь благородных целей весьма сомнительными средствами. Так, отнюдь не безобидно вы глядит одна из «инициатив» Чалого, когда он подговорил сельских комсомольцев «умыкнуть» из колхоза «Красный пахарь» старенький «Фордзон» и сдать его в метал лолом. Вася, пытаясь оправдаться, объяс няет это свое «распоряжение» тем, что ком сомолу позарез нужны были деньги для проведения «Праздника Урожая». Но не случайно Васино самоуправство становится предметом серьезного разговора на бюро райкома, не случайно один из членов бюро — председатель «Красного пахаря» Кро тов — расценивает э+от поступок как «хули ганский»: «Этот трактор, товарищи, первый в районе, за ним мой отец покойный аж в Москву от общества ходоком был. Я этот трактор, товарищи, намечал поставить возле нового клуба, что.6 молодежь четко знала, с чего и как мы начинали...» И тут же со. свойственной ему прямотой Иван Иванобич Кротов дает нелицеприятную оценку и самому «стилю руководства» Васи _Чалого, его умению ловко выкручиваться и оправдываться: «Ты что это завсегда ду рачком отходишь, тоже манеру взял себе — хиханьки да хаханьки, молодые мы, и взят ки с нас гладки, да?» Как видим, с непростыми, очень даж е не простыми людьми свела судьба Гурия Ло патина; и проблемы, и конфликты, которым он стал вольным и невольным свидетелем при знакомстве и общении с этими людьми, тоже сложны, неподатливы, трудноразреши мы. Но это — проблемы и конфликты самой жизни, точнее сказать, жизни деревни 70-х годов, где происходили тогда многие слож ные и далеко не безболезненные процессы, существенно повлиявшие, да и по сю пору влияющие, на весь наш общественный и нравственный климат. И недаром герой в итоге приходит к выводу; судьба распоря дилась правильно, что «он начинает жизнь с поучительных уроков и в обстановке не заурядной». «Он,— пишет далее автор,— не мог предполагать... что отработает в район ной газете еще два года, не самых бездар ных в биографии, и уйдет потом со спокой ной совестью, уйдет, когда станет совер шенно очевидно, что повторяться не имеет смысла. П І Писателей, пришедших в литературу из газеты, мы знаем немало. Немало известно и случаев, когда такой писатель, став уже признанным и маститым, вдруг возвращает ся к первой своей профессии. Делается это зачастую так: писатель берет творческую командировку, едет на какую-нибудь знаменитую стройку либо уходит куда- нибудь в плавание, в экспедицию — и спустя определенное время появля ется книга очерков. И нередко эта книга становится событием не только в творческой биографии писателя, но и во всей современной прозе (достаточно назвать хотя бы знаменитую «Ледовую книгу» Ю. Смуула). Удивительного тут, полагаю, ничего нет: во-первых, такие книги пишутся не робким пером начинающего газетчика, но опытной рукой прозаика — художника . слова; во-вторых, и это, пожалуй, самое главное,— толчком к созданию таких книг является стрем.чение писателя вырваться на передний край жизни, активно в нее вмешаться, найти в самой ее гуще таких людей, которых можно бы сразу, «живьем» перенести на страницы. Это уже, можно смело утверждать, стало традицией в нашей советской литературе, притом одной из са мых благородных и плодотворных. В русле этой традиции написана и книга очерков Г. Емельянова «Капля из моря» (1975). С одной оговоркой; ^втору для ее создания не понадобилось никуда уезжать, брать творческие командировки с целью «сбора материала». Потому что и сам мате риал, и люди, о которых он писал,— все это было рядом, в родном Новокузнецке. Единственно, что потребовалось, в смысле «передвижения», так это несколько углу биться в то суровое, напряженное и прё- ярасиое время, которое вошло в историю ПЬд- названием «эпоха первых пятилеток».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2