Сибирские огни, 1985, № 11

— Зачем же ты со мной якшаешься, если я, по-твоему, хамелеон? — Да ты не обижайся. Я же вот стараюсь не обидеться. Мало ли мы лруг к другу за помощью бегали? Близкие мы с тобой, одного корня, потому и якшаюсь... Но довольно... пошли к Галине за гос­ тинцами! Вспомнив о Лёниной ухе, Ковин теперь определенно знал, что ни к коіму из вокзальных начальников идти не надо. Там, за надежными дверями, его вежливо выслушают, деликатно расспросят, посетуют, сошлются на обстоятельства, и когда ему ничего не останется ка к изви­ ниться и уйти, посоветуют обратиться к администратору или в такое-то окошечко, пообещают помочь. Сколько раз так бывало с ним или с его коллегами, но тогда совесть оставалась безусловно чиста: им и его коллегами двигала служебная обязательность, сроки, у каждого была командировка в руках, а теперь?.. «Ах, Вика, Вика! Вот чем обернулась твоя необузданная влюблен­ ность и настойчивость и моя опостылевшая раздвоенность! Изначально ведь считал, что не для меня он, не мне предназначен, что не по праву греюсь у костра ее чувства, потому что манил и по оей день зовет другой. Костер тот потух,—неважно по чьей вине,—но во мне все еще не гаснет долг и желание разжечь его вновь... Не потому ли, что тот костер был домашним очагам, была хорошая или не совсем, но домашняя, оседлая любовь, с нею рядом жила уверенность, что когда-нибудь не совсем хо­ рошая любовь станет хорошей, что под ее сенью будет счастливо расти и мужать сын. Кажется, все, что мог, ты делал, чтобы уберечь огонь в домашнем очаге, но для этого сил твоих оказалось мало. Каких-то сил не хватает тебе, потому так бесславно кончилась и вторая твоя домаш­ няя, оседлая любовь, потому ты снова похож на бродягу и вынужден греться у чужого костра...» Бродячие костры любви... О, да! Вы обворожительны, ка к бивуач­ ные костры, воля и простор для цыган. Но, увы, так же тоскливы и жалки, если омотреть на вас поздней, холодной, дождливой осенью че­ рез запотевшие стекла жарко натопленных домов, ка к амотрят вслед уходящему невесть куда цыганскому табору любящие одно небо, одну землю и один и тот же благодатный простор жители сел, поселков и деревень. Никакие, пусть даже самые безотрадные, мысли и чувства Ковина не были для Вики ни лукавыми тайнами, ни расчетливыми секретами. Он отпускал ее, благославлял на самое-самое, о каком она может мечтать, настоящее и прекрасное счастье,— она не уходила. «Сколько выпадет нам счастья вместе, то и наше,— отвечала она стоически покорно и по- житейски просто,— не мне одной нужны такие наши отношения. Ты напрасно обольщаешься, что справишься один. Первое время, по инер­ ции, ты будешь тратить себя на привычное устройство быта, но, в кон­ це концов, сдашься, приучишься есть всухоімятку, кормиться в столо­ вых, ходить месяцами в одном костюме,, в наспех постиранных рубаш­ ках, лишь бы не отрывать лишний час от работы, чтения или писания. Кому ты такой потом будешь нужен — перегоревший, изношенный одиночеством, стертый и амирившийся? Потому-то я и не имею права оставить тебя! Я в чем-то... ты только, пожалуйста, не обижайся... сильнее и крепче тебя. Потому-то я тебя и не оставлю... пока сама не увижу, что я больше не нужна тебе. А мои переживания и обиды — моя забота. Вот и оставь заботу о моем будущем — мне!» В распахнутое окно влетела воробьиная парочка. То ли любовная, то ли к дождю игра занесла их в зал ожидания. Выписывая финты и петли, воробьи пронеслись у Ковина над головой. Наблюдая, он шел вслед за ними, остановился, когда они присели на карниз в вестибюле,