Сибирские огни, 1985, № 11

Ночь... Сибиви поет колыбельную В звездный рог Больш ая М едведица. В доме, прадедом накрепко срубленном. Ты сидишь в платке кашемировом. Вспоминаешь — судьбой что загублено. Вспоминаешь — что было милого. Расскаж и. П елагея Романовна, Все, что сердцем хранила в памяти. Спой, чтоб ж изнь в былом — встала заново В песнях-сказах из снежной замяти. Слова, ритмика ее речи запали мне в дуьпу сказовостью, напевностью былинной. Из них потом и складывалась поэма, посявшенная Пелагее Романовне. ..Род наш веку в Сибири Старинного. С Ермаковских времен Начинается. Известно, что в творчестве самое трудное— начало и конец. Найти «ключик» к развитию замысла удается не сразу и не всегда. Иной раз годами вынашивается и само начало и развитие повествования, язык его. И если были здесь у меня счастливые находки, то ими я обязан многим моим землякам, собеседницам и собеседникам, пе­ вуньям и сказителям. Удивительно и неожиданно порою сверкали в их речи слова, созданные ими. Так в одном из сел встретились мне девушки, называвшие подругу ласково: «сибиринка». И мне показалось, что на ладонь мою словно упала росная капелька слова, искряще­ гося под солнцем, переливающегося всеми цветами радуги. Много раз слышал я «си­ бирячка», «сибирочка», «сябирянка», но вот всего одна буква в слове изменила его звучание и стало оно светоизлучающим: «сибиринка»! ...Когда Всесоібзное радио проводило постановку по моей поэме «Сказ о Васю- ганье», народная артистка СССР, соратница К. С. Станиславского и В. И. Немировича- Данченко, Анастасия Платоновна Зуева, исполнявшая роль сказительницы, после записи постановки сказала мне: — ГІо-русски написано! И где взял такую речь? — У Пелагеи Романовны Ереминой, в Нарыме,— ответил я актрисе... Подолгу слушал я рассказы и песни Пелагеи Романовны и записывал их впер­ вородном звучании. И невольно в душе моей оживали песни мамы, слышанные вда­ леком детстве. ...В небольшой учительской квартире при школе долгими зимними вечерами мама, Мария Фоминична, и жена брата отца, Татьяна Федоровна, пели за каким-нибудь ру­ кодельем старинные сибирские песни, а я, мальчонка, слушал и слушал их и с той поры породнился на всю жизнь с песнями моего народа. Позднее мама напела многие песни композиторам. Здесь и грустная песня о неразделенной любви «Скажи, скажи, фартовая, из двух любишь которого?», и веселая «Я вечор была на той стороне», и за­ думчивая «Темна ноченька — не спится...» Песенный веночек из этих ирпевов с игровой постановкой был создан в Сибирском народном хоре. Вошли эти песни в репертуар знаменитых хоров имени Пятницкого, Омского народного и многих самодеятельных коллективов. О песне «Что горит, горит», напетой мамой, Дмитрий Борисович Кабалевский сказал: «Это песня о судьбе девушки, отдваемой за нелюбимого,— поэма, потрясающая до глубины души, жемчужина народного творчества». Так вот, в начале моей жизни, прикоснулся я к инстинно-йрекрасному—-народной песне, напетой самым родным мне человеком — матерью. Всем в моей скромной поэти­ ческой работе обязан я ей, этой песне, вошедшей в душу, звучавшей во мне всю жизнь. Потому так близко мне было общение с Пелагеей Романовной, славной песенницей, сказительницей. Д а и сама история рода Ереминых была былинной, суровой и поэтичной. Прёдок-старообрядец, храня старую веру, бежал от никонианцев в Васюганье, в скиты. А сын Пелагеи Романовны Павел Филиппович Еремин в наши дни был началь­ ником Томского областного управления культуры. Такова история рода Ереминых, послужившая сюжетной основой поэмы-трилогии «Сказ о Васюганье». Знала Пелагея Романовна много песен — обрядовых, величальных, свадебных. Запевала их одна или приглашала сверстницу-соседку. Складно пели они! Как во поле, поле. Во широком раздолье Выросла береза С о'тон ка, кудревйта, С половины листовіта. Что па этой березе.