Сибирские огни, 1985, № 11

слушается. Ты — женщина! А кодекс о браке и самье у нас женолю­ бивый. Ирония в голосе Ковина не остановила Галину. — По-моему, так: полюбила—люби! Женился ^ живи! Расти де­ тей! Молодость на то дана была^ чтобы перебирать любови! А то разве­ ли любовную вольницу за счет детей и чьих-то слез! Посмотришь в разводном суде — судят, что-то изображают мадаімы с умными фи­ зиономиями, но даже последняя зачуханная дура наперед знает, что судьи скажут и присудят. А щучкам только алиментики и подай. Она сто раз виновата перед дитем, перед мужем, перед любовью, а перед законом, выходит, права. Взвалили вину за любовную свободу на му­ жиков, не разбирая, какой из них йрав, какой виноватый, да еще хотят, ч’гобы они были настоящими мужчинами и отцами. Но ты не тужи. Юра! Не все женщины — щучки. Есть и такие, ка к Вика. Ищи, авось найдешь. — Зачем же тогда искать? Вика ведь уже есть? Странная у тебя логика, Галя. — Считай ка к угодно, но попамни мое слово; на ней ты никогда не женишься. / — Почему же?! В коридоре раздался звонок. Галина спохватилась, вновь заширка- ла ножсим по тугой спине окуня, выхваченного из миски в водой, и оза­ боченно попросила Ковина: — Открой, пожалуйста. Это Леня пришел, а у меня еще рыба недо- чищена. Опять разорется, что ужин не готов. . При встречах Леня любил целоваться и' обниматься, целоваться •троекратно, прямо в губы, обниматься нешутейно крепко, с прихлопы- ваниями по спине, тисканиями, похожими на то, ка к завзятый куриль­ щик с особым предвкушением разминает, выстукивает и обжимает папиросу перед прикуриванием. Нацеловался, наобнимался Леня, спросил; — Ты давно прибыл? А Галина-то дома? Что она делает? — Все подряд — окуней, тебя, запропастившуюся дочку почам зря кроет. За что — не понял. Хохотнув, Леня потянул Ковина' в лоджию. — Ее не переслушаешь. Не обращай внимания. Держи сигаретку. Потолковать и подымить всласть с Юрой для Лени одно удоволь­ ствие. — Это не она — я купил окуней. Целая комедия с ними... Иду вчера в это же время домой, гляж у — возле нашего магазина рыбу продают. От одного вида окуньков — большие, тугие, красноперые — уішицы за­ хотелось. Стал в очередь; стою. Дают на руки по пять кэгэ. Стоп, сам себе думаю, так мне не хватит. Шуімлю продавщице: отпускайте по три килограмма! Те, что за мной стояли и человек пять спереди, поддержа­ ли. Продавщичка и ухом не повела. Ей лишь бы скорей расторговаться. Меня заело. Подхожу к ней и вежливенько, со значением, заявляю: не прекратите у людей на нервах играть, я на вас жалобу накатаю... Она поомотрела на меня так, как, видно, смотрит на малахольных кавалеров на танцульках, хмыкнула и хоть бы что. Выстоял я свое, и точно — за одного человека передо мной рыба кончилась. Разозлился на всю ка- туішку. Разворачиваюсь и в магазин. В служебку ихнюю. Ловлю перво- попавшуюся продавщицу: какой отдел у вас рыбой на улице торговал? Позовите мне заведующую!.. Пришла их козырная мадама. Толкую ей... Она кивает, соглашается, послала за той соплюхой, спрашивает у нее: «Так было дело?» Та не отпирается. Ага, думаю, попалась! И попер пря­ мо с туза: пап-рашу жалобную книгу!.. Мадама запереминалась: «По­ дождите минуточку...» И улизнула куда-то. Соплюха тоже отвалила. Я огляделся... Возле прилавка народ любопытный собрался, но большинст­ во те женщины, что в очереди за мной стояли. То, что я один посреди слу­ жебного коридора остался, меня маленько покоробило. Давай я озабо­ ченно искать по карманам ручку, которой там у меня никогда не было.