Сибирские огни, 1985, № 10
за двадцать километров на болото дул. Глядь — и вправду масляная лужа... Нефть. Дык, на поверку вона как вышло, что вся партия потом надо мной сезон весь надсмехалася. Потому как свинью, утонувшую в болоте, нашли. Газом ее, значит, расперло, разложило, жир наверх по шел — вот тебе и нефть вся. А старик голову нагнул низко, так что борода его серая, по груди разлапилась, окурок засосал часто, вроде бы пальцев кончики себе це лует, глазищами по мне шастает. , — Большой секрет,— говорит,— скажу. Любопытство меня взяло. — Давай секрет. — Так не тереби хоть. Скажу еще... Покемарили мы у костра малость. Под зарю встали. Чайком поба ловались. Помог он мне скарб собрать, коней завьючить. Сам рюкза- чишко надел, бердан за плечо закинул, идти собирается. — Постой,— говорю,— дяденька. А секрет как же? — Тьфу, туды твою, заладил «секрет да секрет»...— Пятерню свою в бороду запустил, задумался.— И то ладно: ты-то мне не суперник. Скажу... ПошлиІ По тропе, потом,по чащобине. Еле с конями протиснулись. Дошли до большой рыжей сосны, бурей поваленной. Сам он привязал коней к сосне, снял свой рюкзак, достал из него прутик-рогатулину. — Я б тебе, мужик, и не сказал бы секрет свой, да только сообра жаю, что и сам он в руки тебе не дастся. Не каждому в толк он идет: капризная в нем сила. — Дык ты скажи, секрет-то хоть в чем? — А что говорить? Ежели дастся он тебе, то сам и почуешь его, а не дастся, так уж не сетуй. На-ка вот лучше, держи ее. И подает мне веточку-рогатулину. — Она тебе клады подземные собой указать может. Вложил он мне в руки ее, показал, как ее надо наперед выставить, подтолкнул в спину легонько. И пошел я. Сердце колотится, интерес в груди замирает. И вдруг чую я — крутится моя рогатулина. Сама ру ки мне поворачивает. Аж волосы у меня на голове торчмя встали. Бро сил я ее. На старика глазами дернулся. А он сам стоит, глазищами на меня таращится, только губы шевелятся. Нагнулся он, опять подал мне рогатину: — Еще давай. А она опять сама руки мне поворачивает. Аж дух в горле зашелся. Сел старик на корточки, цыгарку свернул. — Знал бы, что дастся он тебе, не сказывал бы. Да, видать», судь ба. От судьбы не отвертишься. Теперь сила у тебя в руках, мужик, ве ликая. Не каждому она в толк идет. От деда она ко мне пришла. Золо тишко он промышлял ею. Помирал — мне передал. Натерпелся я с ней лиха. Бабки — кто за нечистого считал, кто за святого. А молодые — так промеж собой дурачком стали звать. Ну и хрен со всеми с ими,— думаю,— никому больше не дам секрета. Сам, когда в охоту хожу, вот золотишко промышляю, на драгу сдаю — все приработок... Да ты не ду май, мужик, я все сдаю. Зачем мне с ним лишние хлопоты.— Замолчал он. Дососал цигарку свою.— Прощай, мужик,— говорит.— И пошел себе. А я как остался один, так опять за рогатулинку... Кутузов замолчал, полез в карман своего синего мешковатого пид жачка, достал смятую пачку «махорочных», деловито чиркнул спичкой, пустил зловонный дым. — Дык вот оно так все и получилося, что в голове еще шум ходит. Руками-то чуял я эту силу, а головой — все в толк не возьму... А потом еще с этой картой чертовой. До кордона доехал, а как_ потом от его к вам добраться... Я и Юра сидели, ошарашенные кутузовской исповедью, и не знали, то ли верить ему, то ли перевести все в шутку. Первым очнулся Юра. ^— Тайга, чего она с человеком не сделает,— сочувственно шепнул
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2