Сибирские огни, 1985, № 10
деловито пропел Юра, засовывая рябчика к себе за спину, в карман рюкзака. — О нашем общем животе забочусь,— подмигнул он. Скоро Юра опять увлекся охотой. Рябчик увел его далеко в сторо ну. А я прошел еще метров сто и оказался у неширокого прозрачного ручья. Высоченная, в два обхвата, сосна стояла у прозрачной воды и полуобнаженными узловатыми корнями пила воду. Я сел под дерево, прислонившись спиной к его стволу, и стал ждать Ю.ру . Луч неяркого солнца, пробиваясь сквозь частые кроны, падал у моих ног, но не рассеивал, а еще больще подчеркивал тенистый сумрак хвойного леса. Было тихо, вокруг меня тонко звенели комары, и каза лось, будто не в лесу я, а в глубоком колодце, на дне которого булькает, вода, а откуда-то сверху сочится жидкий дневной свет. Налетевший ветер зашумел в вершинах деревьев. И вдруг... Я сна чала интуитивно, потом каждой клеточкой своего тела почувствовал, что с огромной сосны надо мной кто-то... спускается. Кровь отлила у меня от лица, сердце и горло сжались. «Рысь»,— мелькнула догадка. Я вско чил. Схватил прислоненное к дереву ружье. Дико скакнул в сторону. В тот же миг что-то большое, рыжее, растопыренное с шумом продралось сквозь ветви... Я нажал оба спусковых крючка разом. Ба-бах! — грох нуло ружье.— Ба-бах! — отозвались деревья, речка, трава. И все тело у меня сразу обмякло, а в коленях сделался противный зуд. Передо (МНОЮ лежала... верхушка сосны, облсжленная ветроім... Я лег у ручья и, опершись на ослабшие руки, опустил лицо в про хладную воду. Баб-ба-ба-а-ах!— все еще пело эхо. И почти одновре менно с разных сторон раздались два выстрела. Я насторожился. Че рез несколько минут ко мне подбежал запыхавшийся Юрка. — Что случилось? Зачем стрелял? — Да так, развлекался,— соврал я, ощущая противный зуд в рас слабленном теле. Ба-бах! — Неожиданно прогремел поблизости новый выстрел. — Может, Кутузов? — прошептал Юрка.— Э-эй, Кутузов! — за кричал он. — Эй-эй, французы! — хрипло раздалось в ответ. — Эй-эй, Ку-ту-зов! — Не разбирая тропы, мы бросились на голос. Кутузов (а по-настоящему Митька Горев) важно восседал на сво ем Орлике. Перед ним на луке седла лежала топографическая карта, в одной руке он держал повод, другою придерживал лежащее поперек седла ружье. Его единственный глаз (за что его и прозвали Кутузовым) взирал с высоты фельдмаршальского положения надменно и презритель но, но губы расплывались в простецкой улыбке. За Орликом, понуря голову, шел навьюченный до ушей широко грудый гнедой мерин Баклан. — Привет, Кутузов! — Привет, французы! — Курить есть? — Есть. Затянулись глубоко, с жадностью. Присели* на корточки. Блажен ствовали. Чуть кружилась голова. — Ты что же это, Кутузов, не с той стороны приехал, а? — вста вая, спросил Юра и вдруг рассмеялся. Он закатился так, что слова не мог выговорить, и только пальцем показывал на карту, что лежала пе ред. Кутузовым. Посмотрел я — и тоже расхохотался, потому что карта перед нашим «фельдмаршалом» лежала вверх ногами. А он, не пони мая, над чем мы смеемся, смотрел на нас удивленно широко раскрытым голубым глазом. Наконец, сообразив, в чем дело, зачертыхался, сосре доточенно свернул карту и спрятал ее за пазуху. — Четыре дня уже по тайге плутаю ,— сказал он, широким махом перенося ногу через голову Орлика, точно ребенок с высокого стула, и сполз с седла на землю. Он присел рядом с нами и, начав со своего тра диционного «дык», стал рассказывать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2