Сибирские огни, 1985, № 10

Не зря,— нахмурился я,— и вообще — не надо сейчас об этом. — Плакала она, сынок, чистыми слезами плакала, не притворны­ ми,— продолжала сестра.— При мне этак с улыбочкой, с улыбочкой, а как вышла за крыльцо, так вся слезами изошла. Хорошая она ведь, красивая. — Красивая,— согласился я. — То-то плохо, сынок, что не веришь. Вон ведь откуда она к тебе ехала. Не верить человеку легче всего, а ты поверить ему попробуй. Это ж как для заблудшего в тайге костер зажечь. Кутузов вдруг протяжно захрапел и заметался. Я стал рядом с Кутузовым, и мне было невыносимо от сознания своего бессилия, от невозможности помочь ему. Мне было стыдно своих здоровых рук, здо­ ровых глаз, крепкой шеи. — Доктор! — взмолился я. Он поднял на меня сухое горбоносое лицо с сжатыми губами, по­ смотрел строго. — А вы пока выйдите из палаты,— сказал он. — Доктор!.. — Выйдите. Я побрел к выходу. Навстречу мне просаменила сестра, держа в руках блестящий штатив с хитросплетением стеклянных колбочек и резиновых трубок. Я вышел в коридор. Дверь за мной закрылась. И целый мир разде­ лился на две части: по одну сторону был я, по другую— Кутузов. Неожиданно я вспоімнил про открытое окно и опрометью бросился по коридору. Больничный дворик ослепил меня не по-осеннему ярким солнцем. Я добежал до раскрытого окна, вскочил на отступающий от стены фундамент, впился пальцами в подоконник. Палата была заполнена солнцем. Не посередине, а ближе к окну стояла железная кровать. На белой подушке ярко выделялась большая рыжая голова, и это было похоже на костер среди снега. Голова мета­ лась по подушке из стороны в сторону- Вдруг голова перестала метаться, веко приподнялось, голубой глаз глянул в мою сторону. Радостно сжалось мое сердце, я замер в ожида­ нии. «Ну же, Митя. Ну...» Кутузов действительно улыбнулся своей последней улыбкой. Через четыре дня весь отряд вернулся на базу. Все то, о чем рассказано в этой повести, происходило імного лет назад. Писание свое я вел тогда короткими записями на >манер днев­ ника, и они не предназначались для издания. Потом, когда геологиче­ ская тропа увела меня от тайги в горы, а затем в журналистику, я не раз возвращался к своим беглым заметкам: перечитывал и дополнял их. Они сделались моей памятью. Моей щемящей болью, моей тоской и моим богатствоім. Из своей сегодняшней устроенной жизни я завидую своему неуют­ ному прошлому. Когда счастливым вечероім мне удается уйти от всяких забот, я спешу на свидание с заветной тетрадью в потрепанной черной обложке. Я раскрываю' ее и по знакомым тропам вновь ухожу в отодви­ нутые годами маршруты. И тогда тоска моя превращается в решимость еще походить по замле с рюкзаком, еще открыть свое месторождение. ❖