Сибирские огни, 1985, № 10

песок, камни. Тишина наступила так же внезапно, как и была нарушена. Мы выскочили из-за бурелома и бегом, хотя вполне іможно было и ша­ гам, пустились к тому месту, где небольшим рыжим холімиком видне­ лась развороченная земля, над которой висело палевое облако пыли. Топорикам, ковішом, руками мы торопливо выгребали взрыхленную почву. Взрыв был громким, но почвенного слоя не вскрыл. Мы снова сде­ лали лунки, снова зарядили их, снова дым пополз над горящими шну­ рами. Снова над болотом раскололась взорванная Кутузовым тишина, и вздрогнувшие ели плавньши движениями мягких лап заврачевали ее! Теперь на дне шурфа обнажились небольшие валуны и крупная галька — вырыть лунки под новый взрыв сделалось невозможным, и мы вдвоем принялись топориком и ножом рыхлить и ковырять почву между валунами, чтобы подсунуть под них боевик. Новый взрыв был не таким громким потому, что больше пошел вглубь. Так всегда: чем полноценнее взрыв, тем тише звук от него. Глу­ бина шурфа достигла около полутора метров, расчищать забой стало трудно, жарко и тесно. Находясь в шурфе, я накладывал в фуфайку куски взорванной породы и подавал их наверх Кутузову. Сразу после следующего взрыва, когда мы еще сидели в укрытии, тревожно заржал Орлик. С налитыми кровью глазами, он испуганно рванулся на поляну. Мы выскочили из засады ему наперерез. Кутузов успел схватить волочащийся по земле повод, пытаясь упереться, побе жал за ним, откинувшись назад. Я догнал Кутузова, Мы вместе уперлись в землю. Споткнувшись, Орлик развернулся, встал, расто'пырив ноги. Кутузов подошел к нему, ласково потрепал по шее, сказал: — Ну чего напугалась-то, дура-лошадь? Небось камень достал, да? — Он погладил коня по вздрагивающей коже, уговорил, успокоил и отдал повод мне. — Чего коню зазря нервничать,— сказал Кутузов,— отведи подаль­ ше его, а я пока в шурфе гляну. Я повел Орлика за бурелом, где недавно отмывал шлих. Там были трава и вода рядом. Орлик, раздувая бока и ноздри, жадно всасывал воду. Неожиданно тайгу потряс взрыв. Гулко отдался он в моем сердце предчувствием беды, сорвал с места... Запыхавшись, добежал до шуфра. Я спрыгнул вниз, торопливо об­ хватил Митю руками, подсадил его наверх, осторожно повалил за борт шурфа безвольное тело, выскочил наверх. Я схватил Кутузова под руки, оттащив, прижался ухом к его груди — не слышно. Я встал перед Куту­ зовым на колени, поднял и с силой опустил на грудь его руки. Еще- Еще... В уголках сомкнутых губ появилась розовая пена. Из закрытого рта по тонкой шее потекла извилистая струйка крови. — Митя! — закричал я.— Митя! Почему?.. Я затормошил Кутузова, зашлепал его по щекам, подсунул руки под голову, чтобы приподнять ее, и пальцы мои коснулись чего-то теплого, скользкого. С отчаянием я выхватил руки из-под головы Кутузова! Лихорадочно я хватал с земли опавшие листья, обтирал ими руки... Я снова бросился к Кутузову, стал возле него на колени, взял за руку. Она была теплой. Приподняв ее, заметил пробежавшую по его лицу болезненную гримасу. Я вскочил на ноги, набрал в реке воды и стал брызгать ему на лоб, на щеки, на шею. Я растирал ему грудь ледяной водой и делал искусственное дыхание. Губы его слегка разомкнулись и с шипящим свистом пропустили воздух. — Митя! Митя! — затормошил я.— Ты меня видишь? Ты слышишь меня, Митя? Он ничего не отвечал, ничего не видел. Но он дышал, Кутузов был жив — и большего мне сейчас не было нужно. С трудом я устроил его на спине Орлика, привязав ремняіми, и заспешил в лагерь. Я торопился, поминутно оглядывался на Кутузова, тянул повод и убыстрял шаги, как только повод ослабевал. Мне вдруг увиделась вписанная в разгар прошлогодней осени ры­ жая поляна, забрызганная васильками, и толстый почерневший пень на 48