Сибирские огни, 1985, № 10
мывал тебе все это старик, а ты и поверил. И себе, и другим голову морочишь. Кутузов ошалело уставился на меня своим единственным голубым глазоім. — И ты, значит, тоже! И ты, значит! — Он в сердцах плюнул себе под ноги и пошел к Орлику. Кутузов трепал коня по шее, прижиімался небритой щетиной к его імягким губам, громко жаловался. — Ды к плевать я хотел на всех на них: не верят— ну и пусть не верят... — Он подошел ко мне.— Дык вот ты и зѣай, что не пойду я. Искать буду. Передай Вадиму: ослушался, мол, и остался. Все! И точка! — Все-то все,— радуясь в душе его решимости, спокойно возразил я,— но Вадим, знаешь, как разозлится?! На счетах начнет костяшками стучать, считать, сколько дней ты у него украл. — Считать-то он будет — это факт. И то пусть себе считает, не об своем — об общем же деле заботится. — Конечно, об общем. Только он со своими счетами на бухгалтера больше похож, чем на геолога. Со стороны даже смотреть скучно и про тивно. — Дык, чё уж там веселого? Конечно, скучно. Только ты вот ска жи, а лошади весело на себе поклажу таскать, а? То-то. Тебе, поди, веселее ехать на ней, чем ей тебя везти, а? Так Вадим — он и есть конь тягловый, да еще коренник притом. А я, ты, губошлеп этот да проход чики — мы все в помощь аму, пристяжные, значит. Нам вроде и взыг рать, и взбрыкнуть иногда можно, потому как коренной без продыху свою лямку тянет. Понял? — Понял. Теперь понял. Мы действительно не имеем права здесь дни терять,— слукавил я. — Ничё ты не понял. Я его сколько упрашивал, христом-богом молил, чтоб на деле проверить эту чертову палочку; Так нет же. «Не время,— говорит,— игрушками заниматься,— надо россыпь искать». Вот я и буду искать ее. А ты иди скорей отсюда, незачем под ногами мешаться. Понял? — Понял,— расомеялся я и обнял Кутузова за плечи, он опешил.— Чудак ты, чудак, Кутузов, ведь это я нарочно тебя подзавел, чтобы ты злее был, а то смотрю, ты уже тоже киснуть начал. Ведь признайся: начал, а? Он широко улыбнулся: — Ды к ты что ж это, ахверист, что ли? — «Ахверист»,— рассмеялся я. Когда мы позавтракали, солнце уже катилось над проснувшейся тайгой. Кутузов срезал новую рогатулину, и мы двинулись в путь. По началу я так же, как вчера, шел с Орликом в поводу неподалеку от К у тузова, впившись взглядом в его «волшебную палочку». Но она все время «імолчала», и я, утратив интерес, то заходил в сторону, обходя древесные завалы, то отставал, рассматривая речные косы и опмели, удобные для взятия шлихов. Мне неловко было идти при Кутузове пустыім наблюда телем, и я решил хотя бы изредка отмывать шлихи. — Давай бери, ежели хочешь,— согласился он.— Ды к только к че му оно? Ежели что есть, так и палочкой найдем. Но я все-таки отстал от него, вынул из рюкзака, висящего на крючьях вьючного седла, мерную кружку, сито, ковш, привязал к дере ву Орлика и принялся за работу: быстро отмыл ил и щебенку, начал доводку самого шлиха. Доводка шлиха — это дело кропотливое, прямо- таки ювелирное. Замечтаешься, чуть посильнее двинешь руками — и сойдут с ковша вместе с водой и легкими песчинкаіми драгоценные кру пицы тяжелой фракции. . Тогда считай — загубил пробу. Тщательная работа над шлихоім давно стала моей привычкой: плавными круговыми движениями я гонял воду в ковше, и она смывала за железный бортик светлые песчинки и обнажала на дне ковша сизовато-серую горсточку заветных зерен.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2