Сибирские огни, 1985, № 10
— Разве можно так .из-за бабы грязь лить на товарища. Уже и забыл, что я шкурой своей рисковал,— укоризненно продолжал он. — Ты подлец! Ты невероятный подлец. Юрка! И я докажу это! Ты не смеешь все так!..— словно пробку выдавил я из горла. — Тише, детишка,— спокойно перебил он.— Ты ведь ничего не докажешь. Правда? — Докажу! — Не докажешь. — Докажу! — Нет. — Да! Я едва успел заметить, как быстро метнулись его прямые пальцы к моему животу. Я почувствовал жесткий тычок в солнечное сплетение. Дыхание у меня зашлось, а в глазах-сделалось черно. Придя в сознание, я увидел склоненных над собой Юрку и Леху. Юрка держал меня за плечи и объяснял Лехе, что я из-за бабы полез с ниім драться. Я высвободил плечи, встал. — Эх ты, мужик! — сказал Леха.— Из-за бабы на товарища бочку катишь. Здесь так нельзя. Здесь себя по-імужски соблюдать надо. Здесь закзон тайга, медведь — хозяин, понял? — Закон — тайга, медведь — хозя-ин, понял, детишка? — как эхо повторил Юра. — Я тебе не детишка,— сказал я и пошел прочь. — Т?ак, значит, закон — тайга, медведь — хозяин! Запомни это! — раздался за моей спиной Юрин голос. «Павевать,— шептал я, приближаясь к лагерю,— плевать мне на ваши угрозы! Вот пойду на Крутиху и В’озьму новые шлихи по твОим точкам,— мысленно обращался я к Юрке,— вот тогда запоешь ты». Легко сказать «возьму новые»,— обрывал я сам себя,— а как это сде лать? Туда идти — в день не управишься, а работы и здесь хватает. Отпрашиваться у Вадима? Не пустит. Начнет дознаваться... А сейчас — на шурфы. Время терять нельзя. Время теперь — все». На душе у меня сделалось легко. Как десятилетний мальчишка, вприпрыжку побежал я к лагерю. Я взял пикетажку, компас, молоток, мешочки для проб и заспешил опять на шурфы: документировать, брать протолочки. Я знал теперь, что мне нужно делать. До глубокой темноты я работал, как одержимый. Уже и Юрка, и ' Леха прошли мимо меня в лагерь. Павел Федорович, возвращаясь, свернул с тропы, подошел к шурфу, в котором я работал, сказал: «Бог в поімощь», понаблюдал, сказал: «Однако пойдемте к ужину». В лагерь мы с ним пришли последними. Вадим сидел за столом и, глядя на просвечивающукюя сквозь ветви звезду, задумчиво теребил бороду. Юрка сидел с ним рядом и что-то насвистывал, отбивая пальцами ритм по столу. Леха, обнаженный по пояс, с полотенцем через плечо стоял чуть поодаль от них. Кутузов колдовал у костра, время от времени покрикивая на крутившегося тут же Орлика. — Вот французы!— обрушился на меня и на Павла Федоровича Кутузов.— Вы что же это, всех голодом решили уморить, что ли? Ждем, ждем вас. После еды Вадим сказал: — Спасибо. Все было вкусно.— Он закашлялся и пошел к себе в палатку. Скоро мы с Кутузовым остались одни. Кутузов собрал со стола ложки, миски, стаканы, сложил их в котел, залил водой, накрыл крышкой. Потом бросил под котел на бурые угли пару сухих хворостин, встал на четвереньки, с шумом подул. Возникнув маленьким красновато-желтым светлячком на одной из хворостин, пла мя быстро побежало по ней, защелкало, заметалось. — Поклянись, что не наврал про того старика в лесу,— наклонив шись к Кутузову, сказал я. Он поспешно повернулся ко мне, то ли удивленно, то ли радостно. — Куска хлеба не видать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2