Сибирские огни, 1985, № 10

недолго схватить. Давай-ка вот мажь,— он протянул мне тюбик вазе­ лина.— Хорошенько мажь, чтобы густо было. И с собой во что-нибудь намного возьіми. Бери, бери, не дуйся. Одно другому не помеха. — Нет, помеха... Помеха... Не обращая внимания на мой протест, он сунул тюбик імне в кар­ ман. Весь день я опять мучительно думал то о Гале, то о Юре. С вазе­ лином отмывать шлихи было легче. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ...Вот уже целый день голодные и усталые бредем и бредем мы по заснеженной, замерзшей тайге. Вместо двух дней мы пробыли на Оо- хатке пять. Последние дни жили впроголодь. Решили обратный путь к лагерю сократить; идти не по берегу Вильвы, а напрямую, по азимуту. Думали, что к лагерю выйдем еще днам. Но вот уже холодные, словно льдинки, звезды отсветились на крепком насте, а мы все шли и шли... Медленно передвигались и проваливались скв.озь наст три пары обессилевших ног. Все дальше уходили по нетронутому снегу наши следы. Словно цепочка этих следов, тянулись за мной думы: и о том, что не оказалось в наших шлихах ни одного кристаллика алмаза, и о том, что никогда уже я не напишу письма Гале, и о том, что Юру в партии всегда называли душой нашего отряда... В тишине поскрипывал под сапогами снег. Порой глухо ударялся о наст упавіший с ветки белый рассыпчатый ком. Мы шли молча. Неров­ ной, но отчетливой вереницей тянулись за нами следы. Стоп, настороженно пронесся Юрин голос. Остановились. Он рукой показал на что-то темнеющее неподалеку.— Братцы, избуішка! Она стояла по пояс в снегу. Дверь была закрыта на вертушку. За­ ржавевшие петли завизжали, и показалось, что от этого воздух стал еще морознее. Юра чиркнул спичкой. Маленькое пламя выхватило из тем­ ноты грубо склоченные вдоль стены нары, железную печку, возле нее топор и пилу. На столике у окошка из консервной банки торчал огарок свечи. Юра поднес к фитилю спичку— и в комнате ожили тени. Стало по-домаішнѳму уютно, никуда не захотелось идти. Упасть бы на жесткие нары и спать. — Ну-ка ну-ка, братцы,— засуетился Юра, потирая от возбужде­ ния руки.— Жрать-то, простите, ох, как хочется. А здесь, наверное что-нибудь да есть. ^ Он заглянул в ящик стола, в стенную нишу. Пир! Ура! Пируем! — кричит, срываясь на дискант. Круглый черный каравай домашнего хлеба, который Юра двумя руками опустил на выскобленный до желтизны стол, гулко стукнул, как чугунная болванка. Юра снова запустил руку в стенную нишу, и рядам с караваем легли четыре небольших луковицы, уже давно потерявшие ^ру гость , и желтый кусок старого свиного сала, величиной с ладонь Юра разделил все это поровну. Мы стали есть. Какие это замечатель­ ные слова: есть, кушать. Мы откусывали, пережевывали, глотали; отку­ сывали, пережевывали, глотали. Сначала быстро, потом медленнее. — Кто увидел избушку? Кто нашел жратву? — вопроішал Юра развалившись на нарах. ^ ’ ■«Ты — мысленно отвечаю я,— опять ты. И спас ты... Почему все ты? И почему все такое разное?..» Десятки «почему» . возникают в голове и невозможно на них ответить. Я отыскал на карте избушку, в которой мы сидели, сориентировался. Оказалось, что мы зашли километра на полтора в сторону. До лагеря осталось немного.