Сибирские огни, 1985, № 10
Молчание. Всем телом я метнулся в сторону, чтобы достать плечо Ва дима, но тут же вскрикнул, отпрянул назад, потоіму что руку мою опять что-то обожгло, я вскочил. Ногою откинул рюкзак. Никакой ползучей твари, которую я ожидал увидеть, там не было: припорошенные белесым пеплом чуть дымились головешки от нашего потухшего костра. Вадим спал сидя, уронив голову на грудь. Губы его по временам шевелились. Я накинул ему на плечи войлок. «Может быть,— подумал я,— снится ему его Леля». «Ты вот тоскуешь по своей Гале,— говорил он мне как-то после маршрута,— но это еще не тоска. Вот когда женишься... Да еще сын будет у тебя. И не один, шустрые карапузы такие. Вот тогда — тоска... Такая тоска, что волком выть хочется. А ты ничего... Песни будешь петь бодрые, алмазы искать. А по ночам вот... Во сне будешь босой ходить по своей квартире, хватать на руки заплакавшего сынишку, целовать его в мягкий пузик и ставить «понмаленькому». Будешь пере бирать рассыпавшиеся на подушке волосы жены и... просыпаться». «Наверное, ему очень хотелось в город. И он имел на это гораздо большее право»,— эта мысль пришла ко мне неожиданно и ясно. И імне стало неловко, что она так запоздала. Я поправил войлок на плечах Вадима и вышел из палат::л. Мне захотелось сделать для него что-нибудь очень хорошее, но я не знал — что. Я сдернул с наших вещей брезент, расстелил его по земле и стал раскладывать на нем все для просушки. Солнце с холодным любопыт ством оглядывало странное убранство нашего холма, не торопясь проявлять усердия. Зато легкий ветерок старался, как мог. И кое-что сухое я уже складывал в ягдтан. Из палатки вышел Вадим. Ссутулившийся,^в небрежно надвинутой соломенной шляпе, с какими-то крошками, застрявшими в бороде, он был похож на пасечника. Лицо его горело румянцем, глаза влажно блестели, губы вздрагивали. Он зябко повел плечами. С трудом улыбнулся. — Вадим, да ты заболел! — Кто сказал? — Я говорю. — Это тебе кажется. Давай-ка лучше вместе порядок здесь на водить. — Какой там вместе?! Ты ложись иди. Понял? * — Понял. Подвинься. Присев рядом со мной на корточки, он стал выбирать из ящика мокрые пакеты с образцами. — Время, понимаешь, никак нельзя упустить. Того и гляди снег пойдет, а нам обязательно успеть надо. Три года искали — мимо. И вот надо же — под самый конец сезона наклевывается. Зацепим россыпь__ будем просить ассигнования еще на год, а не зацепим — так никакие мольбы не помогут. Кто же под нашу . интуицию да честное слово тысячи давать будет? Никто. Три года поисков наших тогда — коту под хвост,— он задумался, продолжая глядеть в одну точку сощуренными зелеными глазами.— Надо же, три года впустую, чтобы потом три месяца по живому следу идти! По живому мы сейчас идем, понимаешь ты, человечище,— по жи-во-іму! Он был сильно возбужден. И сколько я ни уговаривал его идти в палатку — не помогло. — Не надо, не надо попусту слова тратить,— говорил он.— Палат ки ты ведь не поставишь один. Мы установили еще две палатки, и холм сразу принял обжитой вид. Потом поставили в палатке Вадима раскладной походный столик, кровать-раскладушку, расстелили на ней единственный сухой спальный мешок, и Вадим, уже не отговариваясь, влез в него. — Да, знобит что-то,— сознался он, дрожа всем телом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2